Незримый враг - Екатерина Соболь
– Слишком горячее?
Я мотнул головой. Слишком настоящее. Когда ничего не пил и не ел два месяца, само ощущение с ума сводит.
– Пейте, пейте, вам нужна вода, – приговаривала Молли. – А еще там вересковый мед, он вас поддержит.
И я начал сражение с кружкой. Мои пальцы сжимались вокруг нее и ощущали гладкость, тепло, каждую крошечную неровность, а пальцы Молли сжимались поверх моих, чтобы я не облился. Как люди живут, чувствуя столько всего одновременно, да еще и двумя руками сразу! Та рука, которую повредил Лиам, теперь была как новенькая, голова держалась на шее прямо, ноги жутко болели, но хотя бы болели обе одинаково. Собственные глаза казались слишком влажными, а когда я моргал, движение век заставляло ежиться.
– Ишь сколько вы накатали, – сказала Молли, глянув под кровать. Подняла с пола портрет Бена и от души хохотнула. – А что, доктор похоже вышел! Ладно, мистер, поспите. Все получилось, да? Вы живы!
Она встала, забрала у меня опустевшую кружку и потрепала по плечу. Я вздрогнул. Молли убрала руку – хоть я предпочел бы, чтобы она ее оставила, – и бесцеремонно уложила меня головой на подушку. Я собирался что-то сказать, но мысли терялись в сладком, приятном тумане. И вот так, впервые за полтора месяца, я уснул.
Глава 13
Прощание
Наступившее утро было, пожалуй, лучшим в моей жизни. Во-первых, потому что оно вообще наступило. Во-вторых, болезненная яркость притупилась, так что я чувствовал себя восхитительно живым, но перестал загибаться от боли и вздрагивать каждый раз, когда к чему-то прикасался.
Проснувшись, я выбрался из постели и долго бродил по комнате, наслаждаясь ощущением того, как босые ступни касаются деревянного пола. Затем нерешительно взял серебряный таз, верного товарища своих несчастий, заглянул в него и ошарашенно замер. О, как же прекрасны лица живых!
Я недоверчиво оглядывал себя снова и снова. Кожа приятного цвета, белки глаз действительно белые, зубы здоровые, губы больше не отливают синевой. Я успел позабыть, как хорошо выглядел до того, как Гарольд Ньютаун явился ко мне в дом искать танамор.
– Мистер, – прошептал за дверью голос Молли. – Слышу, вы проснулись. Я воды согрела, хотите? Помню, когда ожила сама, больше всего на свете хотела вымыться как следует.
– Да, да, благодарю.
Я по привычке прокашлялся, хотя голос теперь слушался меня и без этого. Молли заглянула в комнату, и я порадовался, что с вечера заснул не раздеваясь. Она оглядела меня, от спутанных волос до мятых брюк с пятнами земли и травы на коленях, и лицо ее приняло какое-то неуверенное выражение. Желтое платье Молли сняла – была в своем обычном, темно-синем, с заплаткой на боку.
Она повела меня в сад за домом, куда уже успела вытащить деревянную лохань.
– Вы моетесь на улице? – не поверил я. Во время своей полужизни в ее доме я как-то не задавался этим вопросом. – А если соседи увидят?!
– Так воду потом удобно выливать… – сконфуженно пробормотала Молли. – И тепло сейчас, солнце греет, приятно. А соседи что? У нас тут деревья густые, ничего не видать. Так, мыла нету. – Она засуетилась. – Мы золой или глиной натираемся, но вы, наверное, к такому не привыкли.
– Нет, нет, зола подойдет, – торопливо ответил я.
Помыться и правда хотелось с невероятной силой.
Молли натаскала в лохань несколько ведер воды и смущенно скрылась, оставив мне простыню и горшок золы. Сорвав с себя одежду (у меня работают обе руки, это ли не счастье!), я погрузился в воду и невольно застонал от удовольствия.
Я плескался, пока вода не остыла окончательно, подивился забытому чувству холода, когда мокрым вылезаешь из ванны, и поскакал одеваться, завернувшись в старую простыню. Учуял восхитительный запах какой-то еды. О, ну что за чудо – нюх! Теперь пора бы проверить свое чувство вкуса. Я натянул первый попавшийся костюм и отправился в главную комнату – кухню, столовую и спальню одновременно.
После вчерашнего шумного праздника дом казался удивительно тихим. Фаррелл и Фрейя, сидевшие за столом, поднялись, и я насладился восхищением на их лицах, когда они увидели меня столь чистым, красивым и живым. Я улыбнулся. Еще вчера ради улыбки мне надо было напрягать все неподатливые мышцы лица, а теперь менять выражение стало удивительно просто. Какой комфорт!
Я ждал от Фрейи хоть небольшого комментария, но она еще какое-то время потрясенно таращилась на меня, потом молча отошла к полке и загремела какой-то посудой. Фарреллу пришлось говорить за двоих.
– Вот чудеса, и вправду ожил! – выдохнул он. Молли тем временем тихонько опустилась на скамейку у стола. – Ладно, садись, садись. Мы тебе вчера рагу оставили, подкрепи силы.
Я сел, отметив про себя, что колени сгибаются без усилий. Мне подали миску какого-то варева, и это оказалась самая вкусная еда в моей жизни. Я едва не выл от наслаждения, потом с готовностью выпил предложенный мне отвар из листьев – кажется, смородины. Все трое безмолвно наблюдали за мной. Очевидно, произошедшая со мной перемена не только мне казалась чудом.
– Танамор тут, не пропал, – сказала Молли, когда я закончил есть. Она бережно вытащила из кармана три обломка зеленого мрамора и показала мне. Они больше не сияли, но по-прежнему притягивались друг к другу, образуя трилистник. – А теперь надо поехать и от него избавиться. Мы с вами все от него взяли, что могли: он меня оживил, потом вас. Пора и честь знать.
– Снова зароем?
– Нет. В море выбросим. Упокоим его так, чтоб никто больше не потревожил.
– А вдруг он еще понадобится, и… – начал я, но осекся под ее строгим взглядом.
– Мистер Гленгалл, вы сказку помните? Мерлин подарил ирландской девушке танамор, чтобы она возлюбленного к жизни вернула. Вот только она была хитрая дочь своего народа и, когда любимый ожил, решила такую ценность себе оставить. Не вернула Мерлину волшебные камни, и потом, говорят, плохо кончили и она, и юноша, которого она вернула. А все потому, что надо быть благодарным и не жадничать. Та девушка этого не сумела, а я сумею. Едем прямо сейчас.
– К чему так торопиться? – пролепетал я, потому что в глубине души мне все же было немного жаль расстаться с такой драгоценностью.
– К тому, что целая толпа вчера видела, как он вас вернул, – назидательно сказала Молли и погладила камни у себя на ладони. – Я, конечно, доверяю соседям, но не настолько, понимаете? Нельзя допустить, чтобы вся эта история с танамором, который жизнь из своих хранителей высасывает, заново началась. Не людская это сила, нельзя смертным его хранить. Я сейчас же его выброшу. Фаррелл вон со мной
