Времени нет - Рустем Халил
— Возможно, вы просто не задумывались… — директор полез в карман пиджака и обратным движением рассыпал маленькие спортивные свистки, упакованные в целлофан. — Вот зевака! Это я ношу на случай, если познакомят с каким-нибудь малышом. Нет сюрприза, лучше свистка, — директор тяжело опустился на колено, и Эдем взялся ему помогать. — А вы просто не задумывались, как много людей считают вас другом. Для кого-то вы с вашими песнями стали убежищем среди житейских ураганов, для кого-то — единственным собеседником, для кого-то — вдохновением, надеждой и советчиком. Представьте карту Украины, она вся будет отмечена такими точками — от села Соломоново до Ранней Зари, от мыса Сарыч до Гремяч — людьми, частью существования которых вы стали.
Эдем растерялся, не зная, что ответить, но директор стадиона и не ожидал отклика. Он наконец поднялся и протянул музыканту то, ради чего полез в карман, — свою визитку.
— Дальше вы дойдете сами — вас ждут за той дверью, — махнул он рукой. — Если вдруг захотите провести репетицию на пустом стадионе до концерта, пожалуйста, наши ворота всегда открыты для вас.
Эдем пожал его тонкую, но крепкую руку. Все сказанное предназначалось не ему, а настоящему Крепкому, но мысли и чувства Крепкого были на один день частью его мыслей и чувств. В чашке был кофе, говорил джин, но ведь были и сливки.
За дверью оказался тесный бар. Белые стулья на стальных ножках, напоминавшие срезанное острым ножом яйцо, были расставлены по краям и вплотную придвинуты к стойке. Но два стула оставались в центре — они ждали гостей. Бармен за стойкой монотонно вытирал стакан. Кроме него здесь никого не было.
Эдем заказал латте с абрикосовым сиропом, Паштет остановил свой выбор на стакане виски, сок и черный кофе. Оба синхронно вынули телефоны, проверяя время. Бармен подал виски, отдельно — стакан со льдом и выцедил кофе в чашки.
— Может, мы неправильно его поняли, и нас ждут в другом месте? — сказал Эдем.
— Вы все поняли правильно, — бесцветным голосом ответил вместо продюсера бармен. — Это предварительная беседа, но даже о ней никто не должен знать. Если вас спросят, говорите, что досматривали стадион перед концертом.
Эдем и Паштет с удивлением уставились на бармена. Будь здесь посторонний наблюдатель, явка была бы провалена. Бармен вынул из-за стойки небольшой ящик.
— Еще одно требование безопасности — сложите сюда свои телефоны.
Он был гладко выбрит, ни волевого подбородка, ни морщинок, ни особой формы ушей, ни горбинки на носу. Даже глаза были тускло-карие. Ни за что не зацепишься. Безликий. Эдем его снова через десять минут — кто знает, узнал бы. Человек, с которым не хочется иметь дела.
Безликий убрал коробку с телефонами и снова принялся протирать чистый стакан. Паштету стало смешно, и он отхлебнул кофе, чтобы не нарушить глупую торжественность встречи.
— Знаете Ольгинскую улицу? — начал Безликий.
Эдем и Паштет переглянулись.
— Нет, — ответил Паштет.
— Попытка номер два. Знаете улицу Шелковичную?
Оба кивнули.
— Так вот, я с соседней улицы.
Паштет закатил глаза и принялся шевелить губами.
— Наш собеседник хочет сказать, что он из Администрации президента, — подсказал ему понявший ранее Эдем.
Паштет уставился на Эдема.
— Я знаю, что он из Администрации президента, меня предупредили. Иначе, думаешь, я бы вытащил тебя сюда? Ел бы ты сейчас свою сосиску в тесте и жмурился бы от вспышек телефонов.
— Может, он не знает, что ты знаешь, потому и загадал загадку с параллельной улицей.
Безликий кашлянул, но все еще полировал один и тот же стакан.
— Теперь я, кажется, вспомнил, где Ольгинская, — отметил Паштет.
Уже не чувствуя никаких сомнений, он сделал хороший глоток виски и стал потягивать сок.
— У вас в субботу здесь концерт, — начал Безликий. — Соберете целый стадион.
Эдем и Паштет кивнули. Солнце встает с востока, вода замерзает при нулевой температуре, в эту субботу будет концерт.
— Президент тоже хотел бы прийти. Без каких-либо поступлений. Прямо как зритель. Мы могли бы рассчитывать на официальное приглашение?
— Пошлем, — Паштет почесал подбородок. — Президент плюс один. Могу поспорить, что вместо первой леди он возьмет главу своей администрации.
Безликий был безразличен к язвительным шуткам.
— Вы только для этого нас пригласили? — Паштет заглянул за стойку, поискал глазами коробку с телефонами, что при его весе было поистине акробатическим трюком.
— После того, как президент снова победит на выборах, он сменит правительство, — продолжил Безликий. — Это естественный процесс. Нам понадобится новый министр культуры. Профессионал, которого знает и доверяет общественность. Не чиновник, а достойнейший представитель этой сферы. Возможно, музыкант — политика ведь тоже как музыка.
Эдем и Паштет даже не переглянулись.
— Для музыканта это станет хорошим стартом его политической карьеры. Культура — не министерство ЖКХ, она не сжигает рейтинг, — продолжил Безликий. — И в нем хватит бюджетных средств для интересных проектов.
И снова ни слова в ответ.
— Уважаемый музыкант во главе министерства… Культура нуждается в реформах, — Безликий повторялся, но терпения не терял.
— Нам хотят сказать, что я мог бы стать хорошим министром культуры в новом правительстве, если президента изберут во второй раз, — наконец объяснил Эдем Паштету, как будто они были там сами. — Наверное, из-за моей утренней пресс-конференции они решили, что я собираюсь в политику.
— Это я понял, друг. Но меня смутило слово «если». Все знают, что президент даже во второй тур не выйдет, — ответил Паштет.
— Нельзя даже думать о таком, если ты в команде президента, — предупредил его Эдем. — Это неспортивное поведение.
Безликий кашлянул.
— Президент выигрывает эти выборы, — он не позволил себе ни иронии, ни тени сомнения. — Но даже если… если! этого не произойдет, подконтрольное ему большинство в парламенте никуда не денется. А формировать новое правительство будет именно она. Потому предложение остается в силе.
— Нас хотят убедить, что после смены президента депутаты не побегут договариваться с новым центром силы, как они делали последнюю четверть века, — снова принялся объяснять Паштету Эдем.
— Я это понял, — ответил тот. — Но теперь меня смутило слово
