Требухашка - Михаил Северный
Бедная девчонка схватилась обеими руками за горло, пытается что-то сказать и падает на колени. На секунду я вижу маленькие крылья, одинокое перо на холодном бетоне и потом только кровь заливает всё у её ног. На моих глазах еще никогда не убивали человека. Так нельзя! Да какая бы она ни была. Я поворачиваюсь, но поздно. Первый удар в кадык, так что захлебывается дыхание и красный поток крови в глазах, следом несколько толчков в живот, тяжелый удар по затылку и я обнимаю темноту.
***
Опять сон. Я понимаю что это он, но всё так реалистично и я внутри всеми четырьмя чувствами. Это сон, но управлять им я не могу, как и выйти в реальность.
Чертово подсознание. Вспоминаем еще один страх, ты — глубинная тварь? Начали с боязни воды, продолжили боязнью высоты и что на очереди? Опять эпизод из детства?
Я иду по школе. Это холл. Слева раздевалка, справа классные комнаты и музей ВОВ. Впереди центральный вход (или выход, с какой стороны смотреть) я следую туда.
На мне белая рубашка, пиджак тесный в плечах и наглаженные брючки. Сегодня 5-й А дежурный по школе и я должен стоять у входных дверей. Проверять сменную обувь. Записывать опоздавших, здороваться со всеми и помогать родителям советами. Всегда хотелось попробовать, покрасоваться перед девчонками, и вот я здесь.
Я очень ответственно отношусь к обязанностям дежурного. Учителя хвалят меня. Классная хвалит меня. Даже техничка улыбнулась и потрепала по голове, а я всё проверяю и проверяю «сменку». Заставляю переобуваться тех, кто не сделал этого, отправляю домой тех, кто забыл сменную обувь. Всё по правилам. Сегодня мне не нужно идти на первый урок, потому что я нужен на посту.
Играет звонок, сначала один раз, потом второй и третий — «школота» бежит по классам, расходятся учителя и холл понемногу пустеет. Я остаюсь, чтобы записать опоздавших и передать списки техничке. Она улыбается и тоже скрывается на втором этаже.
Дежурный всегда остаётся один. Я прикрываю двери, чтобы не гулял по этажу сквозняк, когда вижу как приближаются опоздавшие. Они идут через школьный двор не спеша, смеются и машут пакетами с парочкой учебников. Старшаки. Местные второгодники. Длинного зовут вроде Слава.
Я возвращаюсь на пост полный решимости и целеустремленности.
— Ты чего малой? — спрашивает Слава, и друзья его округляют глаза и ржут, некрасиво, как кони.
— После звонка нельзя, — говорю я, придерживая двери.
— Чего?
Они ржут всем стадом, и Славка толкает дверь. Я упираюсь ногами и пыхтя удерживаю первую атаку.
— Ты чего? — дальше он наворачивает такую матерщину, что у меня мелкого даже не остается воспоминаний, я просто не знаю этих слов на тот момент.
— После звонка нельзя, — говорю я, представляя себя как минимум неуловимым мстителем среди белых офицеров. Если бы у меня были очки на носу, я бы их сейчас лихо поправил, как Валерка в кино.
Стадо вдруг ухает и втроём налегает на дверь, я пытаюсь удержать и отъезжаю в сторону как на коньках вместе с ней. Пацаны пробегают мимо, не обращая на меня внимания, спешат в раздевалку. Только старший остаётся и я иду к нему с гордо поднятой головой.
— Мне нужно записать твою фамилию и класс.
Он молча толкает меня обоими руками в грудь и я лечу на пол, спиной вытираю там, где наследили десятки школьников и прошлась мокрой тряпкой уборщица. Второгодник подбегает и добавляет пару раз с ноги. Я пытаюсь увернуться, закрыться руками и один удар попадает по пальцам. Слезы унижения перемешиваются со слезами боли. Старшак уходит, а где-то вдалеке ржут его друзья.
Весь в слезах и всхлипывая поднимаюсь, мокрый и грязный от пыли — стараюсь отряхнуться и не по-мужски плачу, не могу остановиться.
А мимо проходит шестой «Б» на музыку, и они смотрят на меня. И я прячу взгляд, но никак не могу остановиться. И хоть я знаю, что она тоже идет в тех рядах, я знаю, что нельзя так себя вести — она же увидит, я все никак не могу остановиться.
Страх номер три.
Унижение. Слабость. Невозможно дать сдачи. Почему этот сон вернулся? Что послужило толчком?
И чем это так воняет?
Глава 11
1.
Потому что есть Алешка у тебя!
Бумц! Бумц! Бумц!
Каждый удар ритм-секции поп-песенки отдает ударом молота в голову.
«Потому что есть Алешка у тебя!» — подпевает несколько мужских голосов. Языки у бедолаг заплетаются и слышно «Патамуста Алёска тебяааа!»
«Об Алешке ты мечтаешь зря!»
... продолжает «фонограммить» артист сейчас уже преклонного возраста и большого веса, но искусство оно ведь вечно.
«Об Алешке ты мечтаешь зря!» — пищат пьяные женские голоса.
Бумц! Бумц! Бумц!
«Зряяяя! Бляяя!» — подпевает мужской хор имени Буханецкого. Вокруг темнота и только назойливая мелодия готовится засесть в голове. И начинает болеть голова — это хорошо. Болит, значит есть чему болеть.
Бумц! Бумц! Бумц!
Как же мне фигово, и как я не люблю попсу. Это опять ад? Как там говорил Брюс Уиллис в «Последнем бойскауте?» Забыл. Башка не варит совсем.
«Об Алешке все твои мечты!»
Как вы мне все дороги. А вот и обоняние вернулось. Воняет парами бензина, разлитым пивом, сигаретными бычками, мокрой травой и травой другого рода. А также омерзительный запах кабака, пропитанного куревом, потом, блевотиной, одеколоном, дешёвыми духами и перегаром.
Бумц! Бумц! Бумц!
Я уже чувствую боль в мышцах, чувствую спину и холод стены о которую облокотился, мягкое место чувствует мокрую землю с травой, пропитавшую джинсы. Восстанавливаюсь как робот по частям.
«Об Алешке все твои мечты-ы-ы-ы!»
Песня набирает обороты, кто-то как будто врубил громкость на полную и заодно выдувает мерзкие запахи вентилятором в мою сторону. Бух и опять глухо.
Бумц! Бумц! Бумц!
«Только о Серёге позабыла ты» — красиво заканчивает куплет Сережа Жуков. «Это о нём что ли песня?» — доходит до меня наконец. Не прошло и десяти лет.
— Мужжик. Эй, мужик!
Меня сильно толкают в плечо, хватают и трясут, заставляя разлепить веки. Во рту пересохло, страшно хочется пить, а надо мной навис усатый мужичок и трясёт-трясёт гад. Сейчас блевану ему на джинсы.
— А, ты малой. Пацан. Пацан. Как ты? Кто тебя так?
Бумц!
