Дядя самых честных правил 10 - Александр Горбов
— В Египте османский паша только деньги собирает, а заправляют в городах мамлюки. Уж поверь, их колдуны не слабее наших, но они держатся вместе и толпой затаптывают любого. Любой маг-чужак, особенно христианин, для них враг и добыча. Вот представь: привезли тебя в ту же Александрию. Сразу вопросы к тому, кто это сделал: зачем, с какой целью шпиона притащил? Или корабль заберут, или разденут до нитки. Так что никто ради вас налаженными связями рисковать не будет.
Медведь усмехнулся и продолжил:
— А если ты всё-таки сумеешь уговорить кого-нибудь, то прямо на пристани к вам выстроится очередь. Сначала золото потребуют османские чиновники. За въезд, за воду, за вес поклажи, за лицо без бороды, за воздух, за всё остальное. Потом за то же самое скажут заплатить мамлюки. И будут трясти, пока не вынут всё до последнего медяка. А после посадят вас в зиндан, чтобы получить выкуп.
— Это будет не так-то просто, знаешь ли.
— Разрушите порт? Ну, предположим. А дальше? Куда вам надо? В Каир? Где вы возьмёте верблюдов и проводников? Будете пробиваться с боем? Вы, конечно, сильны, но не сможете разбить мамлюкских колдунов.
— И нет никакого способа?
— Только если вас пригласит османский паша. С его охранной грамотой иностранцы могут свободно путешествовать по Египту. — Медведь запустил пальцы в рыжую шевелюру, раздумывая. — Могу сказать, к кому обратиться в канцелярии Неаполитанского короля. Думаю, они смогут добыть вам такой документ, но стоить это будет огромную сумму. Ну и подождать придётся, до зимы как минимум.
Такая новость откровенно расстроила. Чёрт с ними с деньгами, но так долго я не могу себе позволить сидеть в Неаполе. Проще утопить мумию в море и сказать, что случайно вышло. Или сжечь? Теоретически можно сбросить её в Везувий — вчера сам видел над вулканом струйку дыма. Или попробовать развоплотить её, вдруг получится.
От мыслей о ликвидации мумии меня отвлёк разговор Кижа и Медведя.
— Нет, ты скажи, caro amico!
— Ерунда, забыли, Деметрио!
— Вовсе не ерунда, Орсо. Чем тебя Джурьефф так обидел?
— Не хочу говорить.
— Мне? Не хочешь? Значит, ты сейчас врал, что мне друг?
Медведь пьяно замотал головой.
— Это плохая история, Деметрио. Зачем нам сейчас грустить?
— А мы не будем грустить. Давай выпьем!
Едва Роспильози опустил кружку, Киж обнял рукой его за плечи и заговорщицки указал на меня.
— Видишь его?
— Князя? Вижу. Хороший князь, не то что остальные.
— Он всё может. Огромной силы маг! Джурьефф его сам боится.
Икнув, Роспильози прищурился одним глазом, посмотрел на меня и спросил:
— А он может Джурьеффу голову оторвать? Давай ты его попросишь!
— Голову всегда успеется. Ты скажи, что Джурьефф тебе сделал, а там решим, как лучше. Может, Константин Платонович сможет тебе помочь?
Лицо у Медведя сделалось напряжённое, почти злое. Он потянулся за кувшином, неловко дёрнул его за ручку и скинул на пол. Звон разбившегося кувшина заметила только служанка и тут же принесла новый, полный до краёв. Вот только Роспильози передумал пить. Он повернулся ко мне всем телом и хмуро смотрел из-под бровей.
— Врёт твой центурион? Или правда можешь?
Я подался вперёд и, оказавшись с ним лицом к лицу, ответил:
— Я некромант. Если смогу — отказывать в помощи не буду.
Роспильози засопел, хмурясь и катая желваки на скулах.
— Какую цену ты берёшь за свою работу?
— Ты меня с кем-то перепутал, Орсо Рыжий Медведь. Я князь, а не лавочник, и не торгую своими услугами. Или у вас дворяне всегда называют цену, прежде чем помочь?
Он прищурился, разглядывая меня будто заново.
— По-разному, князь Константино, — с горечью выдохнул он. — Идём, я расскажу по дороге.
* * *
Медведь не стал брать никого из своих людей, и я подал Кижу знак оставаться на постоялом дворе. Мы вышли наружу и двинулись через оливковую рощу, залитую полной луной. Тишина лезла в уши мягкими пальцами, листва казалась серебряной, а кривые стволы чудились застывшими душами — словно мы оказались на берегах Леты, реки, дающей забвение. Когда Роспильози начал говорить, его голос зазвучал глухо и бесцветно, как у покойника.
— Три года назад в Неаполе случилась вспышка колдовской чумы. Которой заболели моя жена и дочь.
На этих словах он скорчил такую рожу, что сам Харон, проводник мёртвых, мог бы позавидовать.
— Врачи ничем не могли помочь. Я готов был заплатить любые деньги, искал любой помощи…. И тогда мне предложили обратиться к Джурьеффу.
— Он сам сюда приехал?
Роспильози помотал головой.
— Нет. У нас был посредник, а потом он прислал огромного чёрного ворона. Обещал, что спасёт моих девочек от смерти, а потом приказал уйти.
Роща закончилась, и мы пошли вдоль поля. Ветер колыхал колосья в лунном свете, и казалось, мы бредём по берегу призрачного моря.
— Когда я вернулся утром домой, они были уже здоровы. Радовались моему приходу и смеялись. Я был счастлив, Константино, и отдал Джурьеффу долг сполна. Всю запрошенную высокую цену. — Роспильози сжал губы. — И ушёл на корабле на промысел.
Впереди показался маленький дом в окружении деревьев. В окошке горел свет одинокой свечи и слышался тихий голос, напевающий грустную мелодию.
— Когда я вернулся через полгода, мне сразу бросилось в глаза — моя дочь не выросла ни на йоту. Жена осталась такой же, будто я только что вышел и вернулся через минуту.
По щеке Медведя пробежала судорога.
— А затем я увидел, что они не едят, не спят и не помнят о моих отлучках. Посмотри сам, и убедишься. Они мертвы! Джурьефф убил их и сделал линкетто, слугами Тухулки!
— Тш-ш-ш!
Я приложил палец к губам и приказал Роспильози оставаться на месте. А сам пошёл к дому и заглянул в окно.
Мне хватило одного мгновения, чтобы разобраться в происходящем. Но я стоял почти четверть часа, наблюдая за маленькой девочкой, играющей с кошкой, и за женщиной, вышивающей узор на платке. Вышивающей и раз за разом распускающей нити, круг за кругом, одно и то же. Вот он, результат «удалённой» работы некроманта, полюбуйтесь, если можете!
Стараясь не выдать своего присутствия, я развернулся и пошёл обратно к Роспильози. Молча кивнул ему и вернулся на край серебряного поля.
— Видел, Константино? Он обманул меня и…
Я поднял руку, заставляя его замолчать.
— Что тебе
