Преддверие войны - Алексей Птица
Занятия вскоре закончились, и когда все пошли на выход, у меня вдруг возникло совершенно дикое желание подойти к Женевьеве и поговорить с ней. Не в дверях, конечно, под многочисленными взглядами, а где-нибудь в коридоре, и такая возможность мне вскоре представилась.
Женевьева, что шла впереди меня, резко остановилась, разговаривая с двумя подружками, и, чтобы не мешать другим, отошла к стене. Не успел я дойти до неё, как одна из подружек быстро попрощалась и, шурша длинной юбкой, удалилась.
Я давно не видел Женевьеву и, не в силах бороться со своим внезапным желанием, решился подойти к ней, и потому невольно замедлил шаг. Всё же, нет ничего зазорно в том, чтобы остановиться и пообщаться с девушкой. Разговор при свидетелях ни к чему не обязывал, к тому же, происходил в коридоре, а не один на один в какой-нибудь аудитории. Студенты, выходя из лекционного зала, расходились в разные стороны, спеша по своим делам. Пётр, который шёл позади меня, увидел, что я начал замедлять шаг, и вопросительно толкнул меня под руку.
— Я догоню тебя, — шепнул я ему, а он, бросив взгляд на Женевьеву, понимающе кивнул и, ускорив шаг, быстро направился вперёд по коридору.
Дойдя до Женевьевы, я, несмотря на подавленное настроение, всё-таки решился с ней заговорить. Мало ли, как сложится моя дальнейшая судьба, а за разговор, надеюсь, меня не побьют и не посадят, тем более, я вроде уже и дворянин, могу почти на равных общаться с девушками аристократического рода.
— Здравствуйте, Женевьева! — обратился я к ней, остановившись прямо напротив девушек. Они удивлённо переглянулись, и мне показалось, что если подружка, кажется, её звали Марфа, удивилась по-настоящему, то удивление Женевьевы носило несколько иной характер. Какой именно, я не мог с уверенностью определить, слишком мало и редко общался с девушками.
— Давно вас не видел, вот решил спросить у вас, легко ли учиться на факультете воздушного транспорта?
— Мне⁈ Неплохо, а почему вы спрашиваете именно меня об этом?
— Нравятся мне дирижабли, — намекнул я ей про совместный полёт, — может, из меня смог бы получиться хороший авиаинженер или даже авиаконструктор, если я решился перейти на «воздушный» факультет.
— Вы пока только на первом курсе учитесь, Фёдор, а перейти на другой факультет можно вплоть до третьего, при условии, что вы будете прилежно учиться и достойно вести себя.
Услышав последнюю фразу, я невольно помрачнел, что не укрылось от глаз Женевьевы.
— А вы где пропадали два месяца, извините уж меня за любопытство?
— Воспалением лёгких болел, а потом мать ездил хоронить. Погибла она от бомбы анархиста, при покушении того на генерал-губернатора, и вообще. Извините, что подошёл, давно вас не видел, хотел поговорить.
Сказав несколько скомканно последнюю фразу, я поклонился, не решаясь поцеловать девушке руку, ведь это она выбирала, подавать ей её или нет, да и не хотел выглядеть слишком навязчиво. Поклонившись, я выпрямился и, грустно улыбнувшись, пошёл дальше по коридору. Женевьева молча смотрела мне вслед, не решаясь ни остановить, ни спросить что-нибудь вновь.
А мне стало немного легче на душе: не прогнали и не посмеялись, и то хорошо, а в преддверии решения своей судьбы и вовсе, как глоток свежего воздуха, и вспомнить есть что.
— Поговорил с ней? — спросил меня в столовой Пётр.
— Да, поговорил. Не прогнала, и ладно. Да я недолго с ней разговаривал, просто спросил, как учёба, а она спросила, где я пропадал, и всё.
— Сказал ей?
— Нет, про мать только сказал, и про болезнь, и всё, ушёл, не мог не сказать про мать, а сейчас уже жалею. Зачем это ей слышать, я не нуждаюсь в жалости, разжалобить не хотел её, но и пройти мимо не смог. Так хоть немного легче стало.
— Да, люди в социуме живут, им же лечатся или калечатся, как кому повезёт. Не переживай, в неведение тебе находиться недолго осталось.
— Согласен, да всё равно уже. Займусь учёбой, а дальше — как будет.
— Не переживай, всё обойдётся, давай сходим пива попьём тевтонского, я тут нашёл одно заведение, очень вкусное пенное в нём продают.
— Давай лучше в бутылках купим, у них и закуски возьмём, и в комнате выпьем? Не хочу я в заведении сидеть, там шумно, а настроение у меня к ному не располагает.
— Давай.
Так мы и сделали. Зайдя в магазинчик, выбрали пиво и, купив по три бутылки на брата, удалились. Я себе решил взять имперский стаут, двойной стаут и портер.
— По тёмному решил пройтись?
— Да, Петя, пиво, как жизнь.
— Так надо было купить последней бутылку светлого пива, чтобы символизировать переход от тёмного прошлого к светлому будущему.
— Как настанет светлое будущее, так обязательно куплю.
— Мы сами творцы своего будущего, купи светлое.
— Нет, уже купил достаточно, да и стаут с портером крепкие, а светлое легче, развезёт меня сильно от него.
— Ладно, тогда пошли.
Дойдя до общежития, мы зашли в нашу комнату и, разложив на столе припасенную снедь, откупорили первые две бутылки.
— Лады, тогда давай выпьем за твоё чёрное прошлое!
Мы стукнулись бутылками и, отхлебнув из них терпкий напиток, принялись усердно жевать разложенную снедь, включающую охотничьи колбаски, селёдку слабосолёную и другие разносолы.
— Вкусное пиво, — резюмировал я, допив имперский стаут.
— Вкусное, но крепкое. По второй?
— Давай.
Двойной стаут оказался ещё крепче, всё же, двенадцать градусов для пива — это похлеще, чем для вина, но организм легко его поглотил, да и еда вкусная, а настроение мрачное, так что, всё пошло легко.
— А теперь и третью предлагаю, — сказал Пётр уже сильно заплетающимся языком, на что получил моё утвердительное согласие.
Портер, по моему мнению, уступал двойному стауту, но оказался легче и менее крепким. До кровати я добрался уже изрядно опьяневшим и опустошённым. Не лучший способ отдыха, но пиво и вправду оказалось очень вкусным, так что, стоило его попробовать, хоты бы с целью поднять себе настроение.
Глава 5
Суд
На суд меня вызвали через пять дней. В академию приехал кто-то из помощников или подчинённых поручика, меня опять позвал к себе комендант и передал
