Предатель в красном - Эш Хейсс
Ночнорожденный обладал хорошим чутьем и весьма длинным языком. Странно, но этот тип меня не боялся.
– А ты, я смотрю, отличаешься от своего папаши. Даже дерзить вздумал такому, как я.
Мой собеседник никак не отозвался. Дерзкий, он так сильно раздражал. Поганец должен был бояться меня, а не разглядывать, как монумент.
– Я знаю, что он сделал с тобой, – невозмутимо сказал ночнорожденный, и в этот момент мои ноги резко потяжелели. Всего одной фразой меня приковали к земле. Все внутри стало невероятно тяжелым, и мысли начали путаться.
Что это было за ощущение? Я не понимал.
Здоровяк продолжил:
– Каково это, потерять рассудок? Ловить провалы памяти, а затем приходить в себя и видеть последствия? Разорванные клочки одежды, оторванные части тел, валяющиеся по дому, прислуга с ведрами, не успевающая надраивать полы. Тебе становится легче? – Он сложил огромные ручищи на груди. – Черная пелена, что окутывает в момент безумия. Она позволяет хотя бы на мгновение забыться. Потерять себя.
«Откуда он знает, что у меня мутнеет разум? Откуда ему известно про отца и что это, черт возьми, за недоносок?»
– Давай-ка выйдем на балкон. От этого смрада меня подташнивает, я не могу даже нормально дышать, – не дожидаясь ответа, я развернулся и уверенно направился к выходу.
Шум гостей из особняка раздавался на все поместье. На улице было прохладно. Ночь и невероятно красивое небо, полностью усыпанное звездами. Раньше я не замечал этого ночного полотна.
– У тебя красивый дом, – настырный древний, естественно, принял мое предложение подышать. – Судя по тому, как ты разглядываешь небо, стоя на собственном балконе, ты будто впервые здесь. Неужели график приема крови настолько плотный, что у тебя даже не было времени полюбоваться этим видом за все годы? – он издал ироничный смешок. – Кстати, ты не спрашивал, но меня зовут Оливер.
– У меня были дела поважнее, чем любование природой.
– Конечно, тебе было некогда, ты же ежедневно захлебывался в крови.
Я резко прижал говорливого кровососа к перилам. Оливер слегка прогнул спину, изображая, будто сейчас упадет, и усмехнулся.
– О тебе говорили несколько десятилетий, а после на свет появилось животное, которое одним своим видом внушает страх. – Он оттолкнул меня. – Мне тоже стало интересно посмотреть на того, кто разлагается в собственной голове. На то, во что превращается чистокровный, опускаясь на самое дно. И то, что я сегодня увидел, – омерзительно, – Оливер ткнул в меня пальцем, продолжая ухмыляться. Я не мог понять, чего именно добивался этот придурок.
– Ты-то уж точно не святым духом питаешься, раз хватило сил оттолкнуть меня.
В его глазах что-то изменилось, и это был уже совершенно другой взгляд. Жалость.
– Я устал смотреть, как моих одногодков пичкают кровью для власти, устал смотреть, как они, один за другим, теряют себя. Но то, во что превратили тебя…
Услышанное выбило меня из колеи. Впервые кто-то смог увидеть восьмого наследника Ленсона насквозь. Тот, в кого я не смог вселить страх.
– Неужели тебе не хочется жить своей жизнью и делать выбор самостоятельно? – так искренне полюбопытствовал Оливер, и меня передернуло.
– Я сделал свой выбор!
– И заперся внутри. Твой нынешний вид и то, почему ты пытаешься заставить других бояться тебя, – попытка убежать от правды.
– Какой, к черту, правды?
– Ты боишься, Кайл, – вкрадчиво ответил он. – Боишься себя.
Я остолбенел:
– Я был взаперти слишком долгое время, и выбор, который я сделал, освободил меня!
– Снаружи, – перебил он, – ты стал свободен снаружи, но сейчас ты запер себя изнутри. Нравится?
Я не мог пошевелиться. Любые усилия заставить его бояться оказались бесполезны. Мое природное подавление[27] с ним не работало. Оливер не жаждал получить от меня одобрения, что подняло бы его по статусу.
«Но чего же он добивается?»
В тот день, на балконе собственного дома, я впервые был разоблачен, а в голове вновь прозвучала истина:
«…Ты боишься, Кайл. Боишься себя…»
И тогда я позволил себе задать всего один вопрос, удививший меня самого:
– Ты знаешь, как выбраться оттуда?
Оливер искренне рассмеялся во весь басистый голос и ответил:
– Твои руки и ноги не связаны, ты не ранен, тебе ничего не угрожает, перед тобой такой прекрасный вид, а этот простор! Но ты продолжаешь здесь истуканом стоять.
– К чему ты клонишь?
– Почему бы тебе, пока ты окончательно не слетел с катушек, не сделать собственный выбор – кем хочешь быть?
Это не было провокацией или наигранными эмоциями – Оливер был абсолютно открыт. Впервые в жизни со мной кто-то говорил вот так свободно. Мне все еще казалось, что здесь таился какой-то подвох.
Чистокровный ночнорожденный, такой же, как я, как все они – мертвый, но почему я видел перед собой настолько живого эфилеана?
– Как только я последую своему выбору, мое тело иссохнет, я не смогу прожить и пары лет.
Оливер, притихнув, отвел взгляд. Он наслаждался видом перед нами и выглядел невозмутимо спокойным. Будто у наследника Нордан все было под контролем независимо от того, что я скажу.
Спустя время он проговорил:
– Сможешь ли ты отказаться от мести семье и убежать, если я помогу тебе в этом?
– Я не смогу убежать от семьи.
– Я сказал, что помогу!
– Кровосос, и почему ты хочешь помочь мне? Это часть представления, подстроенного твоим отцом?
– Потому что я тоже хочу убежать, – резко ответил он, застав меня врасплох. – Я тоже по-своему заложник семьи. Но я уже сделал свой выбор, а потом увидел похожего на меня.
Его слова стали пощечиной, отрезвившей меня после многолетнего кровавого запоя. Он всерьез предлагал мне сбежать, пока все внимание было приковано к празднеству.
– Сделай свой выбор, – уже серьезно произнес он. – Ты можешь жить свободно от семьи и от своей жажды, если сам этого пожелаешь. Мы можем помочь друг другу сбежать. Все, что от тебя требуется, – выбор. Я свой уже сделал.
* * *
Никто не заметил двух пропавших юношей, которые следующие семнадцать лет жизни провели в бегах, скрываясь от своих семей, а затем еще двадцать проведут в пристанищах, которые станут для них новым домом. Один – в Кампусе, второй – в мире людей.
Беглецы, отказавшиеся от власти и статуса, кровопролития и заточения. Те, кто выбрал свободу. Те, кто ни разу об этом не пожалел.
Взбалмошным ночнорожденным, который достал меня со дна жизни, был Оливер. Я обязан ему. И теперь, шаг за шагом, Оливер вытаскивал меня из бездны, в которую затягивал каждый желанный глоток. Он так и не рассказал, где и как нашел пилюли, которые освободили
