Предатель в красном - Эш Хейсс
Пакет был значительно меньше других, но содержимое по запаху ничем не отличалось от обычной человеческой крови.
Отец выглядел спасителем из ада, в который сам же меня посадил. Ненасытный, обезумевший древний эфилеан – чудовище во плоти, жаждущее и меня видеть таковым.
Они уничтожили меня для того, чтобы я смог стать тем, кто был им нужен: животное, убивающее при малейшей возможности. Тот, кого будут бояться и уважать представители высших слоев ночнорожденного мира.
Это был момент принятия.
Я был сломлен своей же семьей просто потому, что оказался не тем, кто им был нужен. Неправильным. Дефектным.
Цепи были разорваны, и в следующую секунду, вырвав пакет, я выпил кровь без малейшей капли сожаления. Без единой мысли о том, кто мог оказаться жертвой.
Женщины, мужчины, дети – плоть.
Плоть – кровь.
Кровь – еда.
Люди – еда.
Убей – или будешь убит.
Я не был тем, кто отобрал эту жизнь, но принял то, что принадлежало мне, и больше не сожалел об этом. Те, кто станет жертвой и падет от моих рук, рано или поздно стали бы жертвами моего отца. Это порочный круг, в который я поневоле оказался втянут и из которого не было выхода.
«Теперь вы получите то, чего так желали».
– Наслаждайтесь.
* * *
Следующие сорок лет я провел в своем доме как полноправный член семьи. Я больше не был «поломанным сыном», годами торчавшим взаперти. Теперь у меня была полная свобода действий. Со временем я предстал перед обществом как следующий наследник главной ветви чистокровного рода Ленсон. Но отношение высших слоев ко мне оказалось другим, не как к отцу. И это было отнюдь не уважение.
Это был страх.
Я заставил их трястись при виде моей персоны, всех до одного. Ночнорожденные должны были признать меня как следующего главу, и мне было абсолютно плевать на их уважение и прочие почести. Я хотел видеть только страх, который сеял сам.
Отец и мать были бесконечно довольны таким раскладом. Пока что. Я позволял им лицезреть себя в таком виде только до того момента, когда посчитаю, что игра в семью закончена и наступит моя сольная часть – месть.
Со временем мой аппетит обошел аппетит отца, а он заставлял меня пить кровь еще больше, приводя все новых и новых жертв. Кровь… Я тонул в ней, упивался до одури. Постепенно рассудок мутнел. В особняке появилась разбитая мебель, убитые служанки.
В те годы я и получил свой уродливый шрам. Я не видел нападающего, он был замотан в какие-то тряпки, открытыми оставались только глаза. Все случилось так быстро, что я даже не успел опомниться – и орудие, созданное из двух реликвий, рассекло мою плоть. Нападавший скрылся, я не успел поймать его из-за раны на лице: порез оказался не критичным, но то, чем было смочено лезвие, ударило в голову, будто оглушив.
Рана не заживала, хотя и не особо волновала меня. Я хотел крови. Каждую секунду жизни все, чего я желал, была кровь.
Гости отца зачастили в поместье, чтобы увидеть истинные желания чистокровного. Подобное зрелище внушало еще больший страх в обществе, тем самым позволяя отцу завоевывать более высокий статус в их глазах. В нашем мире власть имел тот, кто был способен вселять страх и с его помощью подчинять себе других. То, во что я превращался, стало прекрасным оружием для завоевания новых высот.
Но отец… Ему было нужно больше.
* * *
Когда мне исполнилось шестьдесят, в поместье устроили огромное торжество. Были приглашены чистокровные и их приближенные обращенные почти со всей земли. Отец тогда занимал одну из высоких позиций у власти, так что почтить его и заодно заключить сделки приехали ночнорожденные из самых дальних уголков мира. И каждый из них жаждал увидеть результат его власти.
Уже тогда у меня начал отмирать разум. Я переставал здраво мыслить, не задавал лишних вопросов и просто пил кровь при первой возможности.
Тогда я начал терять себя.
Торжество было в разгаре. Стальной запах окутывал помещение. Смех гостей, демонстративные реверансы, поцелуи рук, склонения голов – замашки рассвета ночнорожденной империи оставались актуальны и в нашем веке. Мы не гнались за технологиями. Время в мире ночнорожденных эфилеанов имело другую социальную структуру. Эпохи не сменялись столетиями, если это было угодно кровожадному обществу. Однако эпоха дворцов, поместий и герцогств существовала среди кровососов уже довольно долго.
Когда мы с отцом закончили уже двенадцатый круг приветственной церемонии гостей, перед нами предстали гости клана Нордан. Чистокровные бугаи носили коричневые цвета мокрого песка, кафтаны до пят. Многие представители этой фамилии украшали лица щетиной. Они были хорошо известны численностью, охотниками, а также боевой подготовкой.
– Рад видеть вас, герцог Нордан, – мой отец обратился к длинноволосому бородатому мужчине, и они оба, приветственно кивнув, продолжили диалог:
– Рад поздравить вас с шестидесятилетием вашего сына, – одарив меня почтительным взглядом, герцог поклонился.
Я не видел в этих формальностях никакого смысла: мне не нужны были отцовские связи, признание и уважение эфилеанов. Только страх.
Не дождавшись поклона в ответ, он повернулся к моему отцу.
– Я бесконечно рад нашему многовековому союзу. Мои новые сородичи сегодня пришли познакомиться с вами лично.
Отец был достаточно горделивым эфилеаном, поэтому не имел привычки знакомиться лично с ближним окружением чистокровных, но так как Норданы обладали боевой мощью и занимали далеко не последнее место в списке соратников клана Ленсон, он проявил снисходительность и направился поприветствовать гостей.
Особняк был забит мертвыми существами высших слоев. Чистокровные, но все они воняли грязью. У меня не возникало желания пить кровь себе подобных. Я отчетливо научился различать запахи, и кровь ночнорожденных напоминала застоявшийся и давно протухший кисель. Это отбивало всякий аппетит и тем самым портило настроение.
Через какое-то время подыгрывания праздничной атмосфере я почувствовал на себе чей-то сверлящий взгляд. Обернувшись, заприметил в толпе молодого эфилеана примерно моих лет, не старше шестидесяти пяти. Темноволосый, хмурый и могучий, гора мышц. Он был одет как член семейства Нордан, и я понял, что на меня пялился их старший сын.
Поймав мой взгляд, он не растерялся и, отставив бокал с кровью на ближайший стол, уверенно направился ко мне. Подойдя вплотную, незнакомец не сделал поклона, не выказал признаков уважения, как это делали остальные. Между его бровей залегла такая же хмурая морщинка, как и у его отца.
Выдержав паузу, Нордан с издевкой произнес:
– Да ты прямо-таки воняешь женщинами. Все Ленсоны воняют одинаково. Однако, в отличие от твоего отца, ты пропитан этим запахом с ног до
