По серебряному следу. Дворец из стекла - Корнелия Функе
Портняга. Джекоба передернуло. В Черном лесу водилось множество чудовищ, и Портняга был почище ведьмы.
Про цветы – это россказни, но об этом Джекоб узнает много лет спустя. Ханута был мастер рассказывать так, что ложь звучала чистейшей правдой. Пройдет немало времени, пока Джекоб научится не попадаться на подобные истории.
Джекоб отворил ворота, и Ханута сразу же заблокировал их камнем: ворота хозяйки пряничного дома впускали всех и никогда не выпускали того, за кем закрылись. Лошадей им пришлось затаскивать силой, но лес был слишком опасным местом, чтобы привязывать их под деревьями.
Вблизи облепленный пряниками дом пах так соблазнительно, что трудно было удержаться и не полакомиться обсыпанными корицей кирпичиками. Цветы из белого шоколада, марципановые сердечки, оконные рамы из мяты… Джекоб повернулся к сладкой ловушке спиной, но дразнящий аромат по-прежнему стоял в носу, и Джекоб чуть ли не мечтал оказаться сейчас в вонючей пещере людоеда.
– Спальня у них чаще всего в глубине дома, – шепнул ему Ханута. – Поищи для начала там.
Джекоб посмотрел на него в замешательстве.
– Что уставился? До волшебных вещей в пряничном доме могут дотрагиваться только дети. В конце концов, у них не должно возникать никаких подозрений, когда они будут трогать все своими любопытными пальчиками. Но если это попытается сделать взрослый, в руке у него останется только зола. Такая вот ведьминская защита от воровства.
Джекоба замутило от страха, но он уже был научен это скрывать – и не только перед Ханутой.
– Ладно, я достану гребень. Но ты пойдешь со мной.
Ханута скривился в усмешке:
– Нет, лучше не пойду. Видишь цветы над дверью? Они обсыпают взрослых ядом, да и внутри наверняка поджидают другие «приятные» сюрпризы.
Джекоб так никогда и не узнал, соврал Ханута про цветы или нет. А когда много лет спустя он вновь оказался в Черном лесу у пряничного дома, тот давно уже стоял заброшенным, а дождь и ветер смыли с его стен не только шоколадные цветы. Вряд ли какой-нибудь зверь был настолько глуп, чтобы посягнуть на них.
Ханута достал пистолет и проверил патроны. Пули не слишком помогают в сражении с ведьмами, но он начинил их растительным ядом, который якобы на несколько минут их парализует.
– Мне уже тринадцать! – Джекоб отпугнул от себя засахаренную птичку, попытавшуюся вцепиться ему в волосы. – Что, если эти сюрпризы и на меня подействуют?
– Да брось ты! – Ханута вернул пистолет в кобуру у седла. – Знаю-знаю, ты постоянно высматриваешь на своем лице желторотика щетину, но я ее пока не вижу. Иди уже наконец! Или ты хочешь, чтобы мы все еще торчали тут, когда она вернется, и закончили бы нашу жизнь жабами в ее колодце?
Проклятье. Джекоб называл Хануту всеми бранным словами, когда-либо подхваченными по ту и по эту сторону зеркала. Но он не доставит старику удовольствие видеть его страх. О нет.
– Если, пока ищешь гребень, что-нибудь услышишь, – под кровать не прячься! – шепнул Ханута. – Жертвы прибегают к этому так часто, что ведьмы снизу утыкивают матрасы глазами.
Просто класс.
Джекоб достал старый пистолет, купленный для него Ханутой. Ствол так погнулся, что стрелять приходилось на ладонь в сторону от цели.
– Дай и мне отравленных патронов.
Ханута с угрюмым видом сунул ему в руку два:
– И не лапай пряники.
В ответ Джекоб лишь окинул его презрительным взглядом. Ему осточертело, что с ним обращаются как с ребенком, хотя он уже не раз спасал старику жизнь и множество ночей простоял на страже, пока тот дрых во хмелю. Однажды… однажды он найдет все сокровища, которые прежде безуспешно искал Ханута, и, в гневе бросив их ему под ноги, расторгнет сотрудничество со стариком. Нет, еще лучше: он продаст их императрице и станет самым знаменитым ее охотником за сокровищами. Он станет так знаменит, что про Альберта Хануту никто и не вспомнит.
Развернувшись, Джекоб направился к двери. От нее пахло марципаном. Прежде чем взяться за ручку, он еще раз обернулся к Хануте. Выражение лица старика, видимо, должно было приободрить Джекоба, однако мальчику не понравилось, с какой настороженностью Ханута смотрел на темные окна. Но было уже поздно.
Едва Джекоб успел коснуться ручки, как дверь открылась. С таким скрипом, что он вздрогнул, словно услышал внутри крик ребенка.
Гребень, превращающий в ворону.
На его взгляд, эта вещь не стоила того, чтобы закончить жизнь в печи. Ханута предполагал, что императрице гребень нужен для ее шпионских целей.
Джекоб бочком проскользнул в дверь.
Внутри аромат был еще сильнее, чем снаружи. Джекоб прикрыл рукой нос и рот, опасаясь, что дурман может подействовать, как только он вдохнет.
Комната с печью располагалась прямо за дверью. Он заглянул туда лишь мимоходом. Думай о гребне, Джекоб, только о гребне.
Кухня. Чулан… Мальчик резко остановился.
Перед ним в коридоре появилась кошка. На фоне темных пряничных стен ее шерсть сияла, как только что выпавший снег. Все деткоежки держали у себя белых кошек – будто могли таким образом разбавить собственную тьму.
Как же она на него уставилась.
Джекоб, вали отсюда. Она позовет хозяйку.
Но в открытую дверь, у которой стояла кошка, он увидел кровать и стол с миской для умывания. Будет стыдно вернуться к Хануте и признаться, что дал деру от кошки.
Ты ведь можешь ничего ему не рассказывать, Джекоб. Бери пример со старика – соври что-нибудь.
Но медлил он не только из-за Хануты. Его охватила охотничья лихорадка. Джекоб Бесшабашный украл у деткоежки волшебный гребень с ночного столика. Звучит чертовски красиво.
Он прислушался – и услышал только тиканье часов и собственное дыхание.
Протискиваясь мимо кошки, он на секунду почувствовал искушение погладить ее по белой шерсти, но, по счастью, вовремя вспомнил, что иногда темные ведьмы прячут в кошачьей шерсти свою магию. Интересно, как это выглядит? Что, проклятия гнездятся в белой шерсти, как блохи?
В спальне пахло не корицей и сахаром, а сушеными травами. Они пучками свисали с потолка. Аконит, белладонна, вороний глаз… Джекоб прошел мимо узкой кровати. У единственного окна стоял стол с зеркалом. Деткоежки тоже придавали большое значение своей внешности. Как и все ведьмы, они могли принимать любой облик по своему желанию и сколько угодно сохранять молодость и красоту, но утрачивали эту способность, если совершали ошибку, убив ребенка, уже повзрослевшего физически. У Хануты была одна из тех фарфоровых масок, что они носили поверх одряхлевшего лица. О том, как она ему досталась, он всегда рассказывал по-разному – смотря сколько перед этим выпил.
Деткоежка Черного леса, судя по всему, свое лицо пока не утратила. У зеркала стояли пудреница, хрустальный флакон с духами и шкатулка с украшениями. Считалось, что они любят затесаться среди людей – где-нибудь на балу, в опере… скрывая тьму под красотой.
– Почему они едят детей? – спросил как-то Джекоб Хануту, когда тот рассказал ему, что одна из них, по слухам, поймала больше тысячи ребятишек. – Они такими
