Ловец Мечей - Кассандра Клэр
Кел осторожно приблизился к креслу – мысленно ему хотелось назвать его троном. Спинка была простой, но высокой, подлокотники были покрыты полустертой резьбой с изображением лент и спиралей. Подойдя, Кел машинально опустился на колени.
– Ваше величество, – повторил он. – Меня прислал Король из Города.
На этот раз король обратил на него внимание. Его серые глаза, так похожие на глаза Конора, выражали недоумение.
– Но ты не Гийон, – ответил он.
Кел сунул руку в карман. Прежде чем он ушел из Черного особняка, Андрейен дал ему небольшую оловянную фигурку птицы. Король ее узнает, сказал он, но Кел ничего не понял. Предмет показался ему дешевой побрякушкой, хотя он уже понял, что сорока являлась неофициальной эмблемой Короля Старьевщиков. Птица-воровка.
– Король Старьевщиков сказал, что вы узнаете меня по этому предмету, – продолжал Кел. – Поверите, что я пришел с посланием от него.
Король Маркус не сводил взгляда с птицы.
– Но… ты Ловец Мечей.
– Да, – кивнул Кел. – Кроме этого, я посланец. Король из Города озабочен тем, что не получил известий от вас.
– Это я не получил известий от него. Я отправил письмо, в котором просил о встрече. – Король Маркус оторвал взгляд от оловянной птички и снова уставился в окно. – Мне не следовало этого делать. Звезды сказали, что мы не встретимся. Звезды не лгут.
– Возможно, – произнес Кел. По спине у него стекала струйка пота – небо уже светлело, надо было уходить. И колени болели оттого, что он стоял на каменном полу. – Возможно, звезды хотели сказать, что вам следует поведать об опасности, нависшей над Домом Аврелианов, мне, чтобы я передал послание Королю Старьевщиков.
Король Маркус беспокойно пошевелился в кресле.
– Фаустен говорит мне, что такова судьба, написанная на звездном небе. Но я знаю, что это зло в моем сердце, мои грехи довели нас до этого.
– О чем вы говорите?
– О долге, – ответил король Маркус, и Келу показалось, что его ткнули в спину раскаленной кочергой.
Неужели королю известно о деньгах, которые Проспер Бек требует от Конора? Нет, вряд ли это та самая «опасность», о которой говорилось в письме. Если бы король Маркус пожелал, он мог без труда уплатить этот долг. Казна принадлежала ему.
– В этом нет вашей вины, – тщательно подбирая слова, произнес Кел. – Ваше Величество. Во всем виноват Проспер Бек.
Король Маркус бессмысленно смотрел на него.
– Кто такой Бек? – прошептал Кел. – Что ему нужно? Ведь долг можно уплатить, всего десять тысяч крон…
Король хрипло рявкнул:
– Этот долг не оплатишь золотом, мальчик! Платить надо кровью и плотью. Мне никуда не деться от него, он подобен решетке тюремной камеры…
Кел отпрянул.
– Я не…
Металлическая дверь распахнулась. Какая-то приземистая квадратная фигура бросилась на Кела. Его подняли на ноги. Фаустен. Маленький человечек был бледен, лысина блестела. От него воняло кислым потом и перегаром.
– Ваше величество, – задыхаясь, выговорил Фаустен. – Приношу свои извинения. Мне следовало остановить этого… этого навязчивого чужака.
Король смотрел на Кела – нет, не на Кела. На предмет, который Кел держал в руке. Но Кел уже сомкнул пальцы, зажав в кулаке фигурку сороки. Он вырвался из лап Фаустена, но сказать ему было нечего. Он не мог обратиться за помощью к королю Маркусу, который смотрел на них растерянным, безумным взглядом. Фаустен не знал о контракте между двумя королями Кастеллана, и сохранение тайны значило для Кела намного больше, чем возможность оправдаться перед астрономом.
Он позволил Фаустену вытолкать себя на лестничную площадку. Келу очень хотелось дать толстяку сдачи, но он знал, что ничего не добьется этим, зато Фаустен мог при желании причинить ему большие неприятности.
Фаустен громко сопел.
– Как ты посмел…
– Я прогуливался под окнами и услышал какой-то шум, – уверенно отвечал Кел. – Поднялся, чтобы убедиться в том, что с его величеством все в порядке. Было ошибкой предполагать…
– Да, ты прав, это была ошибка, – прорычал Фаустен. Когда он злился, малгасийский акцент усиливался. – Здоровье и благополучие его величества не твоя забота, Киралар. Ты отвечаешь за маленького принца. А не за его отца.
– Меня волнует благополучие всех представителей Дома Аврелианов, – возразил Кел, сжимая в кулаке оловянную сороку. Ее острые крылья врезались ему в ладонь.
Фаустен медленно покачал головой. Кел раньше никогда не замечал, какие у него маленькие, сверкающие черные глазки.
– Его величество, – прошипел он, – поступает так, как советую я. Я разъясняю ему волю звезд, которым он верит безоговорочно. Если бы звезды повелели ему посадить тебя в Ловушку, он бы не колебался. Ты был бы не первым Кираларом, брошенным в тюрьму за измену.
– Я ничего не сделал такого, из-за чего меня стоило бы сажать в тюрьму.
– Так постарайся и дальше ничего не делать. – Фаустен толкнул Кела; он отнюдь не был силен, но Кел, ошеломленный услышанным, отступил. – He szekuti!
«Убирайся отсюда и не вздумай возвращаться».
После этого Фаустен развернулся и побежал в кабинет короля. Кел услышал из-за двери его писклявый голос – он уверял короля, что все в порядке.
– Ваше величество, вы взволнованы. Вам нужно принять лекарство…
Кел почувствовал во рту вкус желчи. Охваченный недоумением и гневом, он сбежал по лестнице и бросился прочь из пыльной башни. Выбежав на улицу, вдохнул свежий, прозрачный утренний воздух, поднял глаза к безоблачному голубому небу.
Вдруг он обратил внимание на боль. Разжал пальцы и взглянул на ладонь. Он стиснул оловянную побрякушку Короля Старьевщиков с такой силой, что она превратилась в бесформенный комок.
Когда Иуда Макаби прилетел обратно в Арам, королева Адасса вернула ему облик человека и попросила рассказать о том, что он видел. «Плохие новости, моя королева, – ответил он. – Тебя предали. Король Сулеман собрал огромную армию, чтобы идти против тебя. Он и его союзники нападут на Арам через три дня».
Адасса ничего не ответила и заперлась в высокой башне Балал. В Араме начались беспорядки; народ боялся, что королева оставила их. Но Макаби вышел на ступени дворца и обратился к людям: «Не бойтесь, наша королева спасет нас. Верьте. Она нас не предаст».
Наутро второго дня Адасса вышла из башни. Но она изменилась. Она была прекрасной, мягкой и доброй девушкой – все это ушло. На пороге дворца появилась взрослая женщина, суровая, безжалостная и холодная, как стальной клинок. Она взглянула на людей, собравшихся, чтобы выслушать ее, и заговорила: «Народ Арама. Мне нужна
