Сумрачный лес - Роннефельдт Каролина
Словно угадав ее мысли, Квирин Портулак загородил ей дорогу.
– Что с тобой, Квирин? – От волнения голос Гортензии прозвучал более резко, чем предполагалось. – Клянусь громовым грибом, я сейчас же отправлюсь домой, и никто мне не помешает!
Гизил Моттифорд встал с ней рядом, намекая, что не нужно идти туда одной.
– Позвольте мне сначала кое-что вам сказать, – мягко начал Квирин.
Но не ему было суждено отговорить Гортензию от ее замысла. На нее не повлиял даже мучительный стон Бедды, которая, откинувшись на колени Одилия, становилась все бледнее, словно перед очередным обмороком.
Старик Пфиффер под обеспокоенными взглядами Карл-мана и Звентибольда отодвинул воротник платья, открыв правое плечо Бедды. Большой бурый кровоподтек выглядел очень пугающе, поэтому Одилий осторожно наклонил Бедду вперед, чтобы осмотреть ее спину. Квендели вздрогнули от ужаса, а Биттерлинг громко вскрикнул, увидев на коже страшный след от когтей.
– Неужели мама умрет? – печально сморщившись, спросил Карлман у Одилия.
Он о многом успел подумать за эту ночь, убегая от волков и призраков, но и представить не мог, что мать пострадает, дожидаясь его, в доме Гортензии. Как странно, что на нее напали посреди родной деревни, а он, который дошел до опушки Сумрачного леса, прятался от волчьей стаи и едва не потерялся в подземном лабиринте, отделался несколькими мелкими царапинами и дырами на одежде. И будто словами можно было отвести беду, Карлман заставил себя еще раз спросить:
– Выглядит просто ужасно… Одилий, это ее убьет?
– Тс-с! – только и ответил тот, покачав головой, словно опасался, что Бедда, несмотря на свое состояние, услышит их разговор.
А Гортензия так и стояла перед Квирином Портулаком, и Гизил замер рядом с ней.
И тут от деревенской площади до них донесся резкий шум и голоса собравшихся у липы квенделей. Раздались испуганные крики, но понять, о чем речь, не получалось. Гортензия и Моттифорд обернулись, Одилий вскинул голову, а Карл-ман вскочил на ноги. Все напряженно вслушивались, гадая, почему опять поднялась суматоха.
Те квендели, что оставались в переулке, отступили в сторону, к заборам, вместе с тем вытягивая шеи, чтобы не пропустить вестей. Кажется, происходило что-то необычное и, по всей видимости, с липой, потому что вскоре жители Зеленого Лога стали медленно отступать с площади на соседние улицы.
Карлман проворно, будто белка, вскарабкался на орешник и встал на забор. Крепко держась за ветки куста, он лихо развернулся и посмотрел на площадь.
– Что-то не так с липой! – крикнул сверху молодой квендель. – Рядом с деревом осталось всего несколько квенделей. У одного из них с собой лопата, и они, похоже, раздумывают, что делать. Остальные сгрудились по краям площади, держатся в стороне.
– Скажи мне, с деревом ничего не происходит? – спросил Одилий, который явно был не прочь увидеть все своими глазами.
Карлман напряженно вгляделся вдаль.
– Нет. Отсюда кажется, что все как раньше. Нужно подойти поближе…
Вдруг к квенделям, собравшимся у сада трактирщика, выбежала откуда-то Розина Изенбарт. Она бросилась в объятия Гунтрама и закричала срывающимся голосом:
– Ох, святые пустотелые трюфели! Внутри этого ужасного дерева что-то движется! Сначала глубоко под ним затрещало, точно в недрах земли. Я услышала это очень отчетливо, ведь как раз схватила одного из близнецов Портулаков и собиралась отвести его обратно к Эве. И вдруг все бросились бежать, потому что кому-то показалось, будто дерево вот-вот рухнет! Мальчик опять убежал, потерялся в толпе… Потом закричали те, кто остался возле липы. Кажется, среди них был егерь Лаурих из Краппа… Елки-поганки, они говорят, дерево гудит так, словно внутри него бушует буря! О, Гунтрам, Квирин! Я не знаю, куда ушла Эва с детьми, а между тем липа вот-вот упадет и раздавит толстыми ветвями всех, кто рядом!
Не проронив ни слова, Квирин обогнул Изенбартов, сорвался с места и побежал на площадь. В развевающейся ночной рубашке он напоминал огромного буревестника, который погружается с распростертыми крыльями в бурлящее море. Гизил Моттифорд, воспользовавшись случаем, помчался следом, коротко бросив через плечо:
– Ждите здесь!
Никто из них не заметил отсутствия Лауриха. А между тем егерь, обдумав странные вести, услышанные сначала от Томса о липе в Зеленом Логе, а потом от Гизила о клене на берегу Сверлянки, решил сам разобраться, почему крепкие деревья ночью упали ни с того ни с сего.
Гортензия же подумала, что состояние липы волнует ее гораздо меньше, чем состояние дома. Однако тут до них снова донеслись громкие крики, как будто кто-то сильно испугался и хотел предупредить остальных.
Карлман вдруг крикнул, от волнения чуть не свалившись с забора:
– С липой что-то происходит! От нее все отпрыгнули и смотрят… Я вижу Лауриха, а теперь еще и Гизила Моттифорда! А вон Квирин Портулак в своей заметной ночной рубашке, он отгоняет всех, кто пытается к нему подойти!
Его слова были встречены недоверчивым шепотом, который разносился все дальше, как затухающее эхо.
– Святые пустотелые трюфели! Теперь от ствола поднимается что-то вроде дыма или тумана… Оно тянется из темных глубин, будто под старой липой земля разверзлась! – крикнул кто-то.
Гортензия узнала Куно Штаублинга, хозяина трактира «Зеленологский одуванчик», которого мало что могло по-настоящему вывести из себя. Сейчас же он места не находил от тревоги – то ли потому, что его трактир находился на той стороне деревенской площади, напротив липы, то ли потому, что дерево раскололось ночью совсем рядом с ним.
– Что-то вроде тумана? – переспросил резкий голос.
Куно в замешательстве огляделся по сторонам и заметил старика Одилия Пфиффера, привалившегося к забору с чрезвычайно бледной Беддой на руках.
– Да, там и впрямь поднимается туман, – ответила сестра Куно Стелла, – но вовсе не обычный!
Штаублинги уже много лет вместе управляли старым трактиром. Стелла с ее вспыльчивым характером была полной противоположностью уравновешенного брата.
– Странный он какой-то, вроде как клочья грозовых туч… Такой уже проносился над деревней под утро, – мрачно продолжила Стелла, будто ночное происшествие оскорбило ее лично. – Некоторые тут думают, что я накануне выпила лавровую настойку из бокалов посетителей, вместо того чтобы их помыть. О нет, я проснулась свежа как роза! А перед самым рассветом собралась закрыть окно, потому что проклятый петух Тишеров снова завопил в ужасную рань… Вот тогда-то я его и увидала, ну да! – Она доверительно подалась вперед и заговорила быстрее, заметив, с каким вниманием к ее словам прислушивается Звентибольд Биттерлинг из Баумельбургского совета устроителей, а также старик Пфиффер и даже, ничего себе, достопочтенная Гортензия Самтфус-Кремплинг. – Клянусь гоблинским мхом и громовым грибом! Я видела облака и туман, и летели они так быстро, будто их хлестал ледяной ветер при зимней луне. Клочья тумана летели как живые, хотя ветра-то никакого не было. Волчий боровик мне в суп, если я не видела своими глазами, как по небу мчались серые четвероногие звери! А уж морды у них как самые жуткие карнавальные маски… Они бежали на север, в сторону Вороньей твердыни. Не к добру это было, вот что я скажу! А потом сразу и липа треснула, как корабль, налетевший на скалу. И это тоже дурной знак, будьте уверены!
Она наконец замолчала, и брат мягко обнял ее за плечи, успокаивая.
Пока Стелла говорила, старик Пфиффер подозвал Хульду, которая с нескрываемым ужасом слушала этот драматический рассказ.
– Хульда, – обратился к ней Одилий, – позаботься о Бедде, пока я не вернусь. Я ненадолго, мне очень нужно пойти на площадь и посмотреть на липу. Держи Бедду на руках, как держал ее я. Карлман останется с вами и, если Бед-де станет хуже, сбегает за мной на площадь. Я попрошу Лауриха и Гизила отвезти ее ко мне домой на повозке, потому что лучше ей побыть у меня и подлечиться. А пока ей не будет ни лучше, ни хуже. Если попросит, дайте ей воды, и пусть она чувствует ваше тепло, особенно сына.
