Сумрачный лес - Роннефельдт Каролина
Несмотря на жгучее любопытство, Карлману не пришло в голову оставить мать или спорить со старым Пфиффером. Одилий снова говорил с ним как с равным, и молодой квендель почувствовал себя взрослым. С величайшей осторожностью они переложили Бедду на руки Хульды, которая нежно обняла подругу. Карлман настороженно присел рядом с матерью, своим напряженным видом напоминая терьера Тоби. Он кивнул Одилию, как бы говоря, что тот может идти к липе и ни о чем не беспокоиться.
– Гортензия, Звентибольд, – обратился старик Пфиффер к ним обоим, – пойдемте на деревенскую площадь, посмотрим, что там такое. Может, и разберемся, раз уж столько повидали за эту ночь.
Гортензия бросила последний тоскливый взгляд на свой сад, до которого ей так и не удалось добраться. Между фиолетовыми и красными ветвями доверчиво сиял цветок настурции, словно подмигивая ей. Казалось, дома все как обычно. Гортензия вздохнула, потом решительно отвернулась и пошла вслед за Одилием и Звентибольдом между тесно стоящими зелеными заборами.
Липа застыла, будто мертвая. Мерцающий туман вытекал из ее обширной раны и погребальной пеленой в безутешном плаче окутывал разрушенный ствол. И это внешне безобидное явление показалось тройке квенделей, проведших всю ночь на краю тьмы, коварнейшей угрозой. Никто, кроме них, не подозревал об истинной подоплеке происходящего.
«Облако тумана мерцало, будто тысяча ледяных кристаллов, это было жутко и прекрасно одновременно» – так Хульда описала жуткую дымку в розовой беседке.
Квирин Портулак слышал ее слова на своей кухне, но не видел воочию того, что произошло в саду Гортензии. В конце концов он обнаружил Эву с детьми на дворе трактира «Зеленологский одуванчик» и передал их Гунтраму и Розине, которые хотели только одного – вернуться домой. Сам же он остался на площади, не понимая, что его к этому побудило. Он вспомнил, как Бедда и Хульда снова и снова говорили о мерцающем тумане, из которого вышел призрак, оставивший такие ужасные следы на теле Бедды. Но их рассказ казался столь невероятным, что вид туманных щупалец, обвивавших расколотый ствол дерева, пугал его не сильнее дурных вестей, из-за чего все квендели вылезли из теплых постелей в неприлично ранний час.
Неподалеку от липы стояли Гизил Моттифорд и Лаурих с несколькими жителями, среди которых выделялся дородный квендель в халате цвета мха, державший в руке огромную хлеборезку. Это был Венцель Рехерлинг, пекарь из Зеленого Лога, у которого Томс из Краппа несколько часов назад тщетно просил теплого орехового пирога. Рехерлинг сжимал деревянную задвижку в руках, будто дубину, и по его мрачному лицу и напряженной позе было ясно: вооруженный таким образом, он готов противостоять всему, что может явиться из расколотой липы, за исключением разве что клубов тумана. Стоявший рядом с ним Левин Дрого, сосед Гортензии, тоже выглядел готовым к нападению, хоть и опирался на посеребренную трость. Из кармана его жилета выглядывали два блестящих ключа. Заметив их, Лаурих подумал, что не только он в это утро, вопреки обыкновению, наглухо запер дом и двор, прежде чем отправиться на деревенскую площадь.
– Пахло бы дымом, можно было бы подумать, что под корнями что-то тлеет, – сказал Криспин Эллерлинг, фермер с восточной окраины деревни, где недавно проезжала повозка Лауриха. Старая куртка Криспина была вся в соломе, будто он пришел прямиком из конюшни, что было вполне возможно в такой ранний час.
– Нет, этот блеск какой-то странный! Уж больно холодный для искр от костра, – зарычал пекарь Венцель. – Скорее напоминает мелкие хлопья снега… Меня трясет, как подумаю, что стало с нашей великолепной старой липой! Если тот, кто это сделал, еще там, внизу, пусть вылезает – я его встречу! – Последние слова он почти прокричал, точно надеялся добраться до тех, кто спрятался в глубине под искалеченным деревом.
Гизил Моттифорд нахмурился. Он хорошо знал пекаря и ценил его заварные пирожные и пироги с лесными орехами и маслом куда больше, чем грозные речи, которые тот произносил, чаще всего перед своей семьей. Моттифорд был наслышан о бахвальстве пекаря, что время от времени подтверждал и Томс.
– Кто там, внизу? – неожиданно спросил кто-то позади них твердым голосом. От Гизила не ускользнуло, что пекарь испугался больше всех.
Собравшиеся у дерева квендели обернулись и узнали Одилия Пфиффера в сопровождении Гортензии Самтфус-Кремплинг и Звентибольда Биттерлинга из Звездчатки.
– Боже мой, дорогая Гортензия! – с ужасом воскликнул Левин Дрого, узнав соседку, которая явно провела бессонную ночь. – Я недавно услышал на площади, что в вашем саду случилось нечто ужасное, а мы, соседи, ни сном ни духом… Что же это было? Пострадало еще какое-нибудь дерево? Вам нужна помощь?
Гортензия устало улыбнулась и махнула рукой.
– Все в порядке, Левин. У меня пока не было времени посмотреть, но я уверена, что там все не так плохо. Дом, кажется, еще стоит, я видела крышу.
С этими словами она прошла мимо него и вслед за Звентибольдом и стариком Пфиффером направилась к липе. Сосед озадаченно смотрел ей вслед, пытаясь понять, что означает такой странный ответ.
Все трое остановились в стороне от падавшей на землю тени. Что-то подсказывало им, что, рассматривая дерево, стоять лучше на солнце. Расщепленный ствол уже разошелся над корнями на несколько сантиметров. Казалось, липа застыла в ужасе от собственной гибели. Над площадью висела жуткая тишина, изнутри ствола не доносилось ни малейшего стона или скрипа – звуки, недавно вызвавшие панику среди жителей, стихли. Липа держалась вертикально каким-то чудом: ее могучий ствол раскрылся, как разведенные в стороны пальцы, и чем дальше вверх, тем шире раздвигалась крона. Бывшая достопримечательность Зеленого Лога теперь напоминала гигантский гнилой гриб.
Старик Пфиффер гадал, переживет ли дерево эту жестокую метаморфозу или же вместе со сверкающим туманом сквозь поредевший полог листвы из него вылетит в утреннее небо душа и вся полнота жизни. Трое квенделей в молчании созерцали этот облик смерти. Одилий и Биттерлинг смотрели туда, где накануне вечером впервые заметили в воздухе нездешний блеск.
Пфиффер ясно вспомнил, как дремал здесь вчера вечером в блаженном неведении. Он даже ощутил твердость ствола и шершавость коры, к которой прижимался спиной. Незадолго до того, как он уснул, с дерева к нему спустился длинноногий паук и исчез где-то справа от скамьи. Одилий от всей души пожелал пауку, чтобы тот, отправившись на длительную прогулку, пропустил гибель своего дома. В пожелании этом не было особого смысла, однако плачевное состояние липы не позволяло ему думать о другом.
– Это началось вчера вечером, да? – резко спросил Биттерлинг.
Обращаясь к старику, он не мог оторвать взгляда от серебристой полосы тумана, которая скользнула из глубины полого ствола и с ловкостью водяной змеи устремилась, извиваясь и мерцая, к верхушке дерева.
– Вчера, когда мы шли к Гортензии, вы с котом поняли, что тут что-то не так. А я еще подумал, что под липой просто светлячки мерцают. – Биттерлинг вздрогнул.
Одилий промолчал, и Звентибольд с Гортензией внимательно уставились на него. Их взгляды пересеклись, и Звентибольд прочел возмущение на лице Гортензии.
– То есть вы догадывались, что произойдет с липой? – обратилась она к старику необычайно резким тоном. – Елки-поганки! Всю ночь напролет вы пугали нас намеками и случайными обрывками ваших великих знаний, но промолчали о липе. Даже тогда, когда несчастье свершилось… Почему? Разве это неважно? Надо было предупредить деревню! Просто чудо, что эта гнилушка до сих пор стоит и никто не пострадал!
Одилий издал звук, похожий на печальное фырканье.
– О чем или о ком я должен был предупредить тебя и деревню, распрекрасная Гортензия? – ответил он скорее устало, чем защищаясь. – Неужели мне стоило сказать, что старой деревенской липе грозит опасность и что скоро волки спрыгнут на землю с ночного неба? Думаешь, мне бы поверили? Скорее, сочли бы, что я окончательно сошел с ума… Да, мы с Райцкером заметили странный блеск, но предсказать, что случится с деревом и с Холмогорьем, было невозможно. Для меня это стало такой же неожиданностью, как и для тебя, и для всех остальных. Будь я чуть внимательнее, смог бы заметить признаки надвигающейся беды, но, к сожалению для нас всех, мне это не удалось. Я всего лишь старый глупец, и мои знания, похоже, ограничены, как и мои силы. – Он вздохнул и озабоченно покачал головой. – Да и время поджимало, надо было искать беднягу Бульриха.
