Время ветра, время волка - Каролина Роннефельдт
– Похоже, что в Звездчатку пришли Черные камыши, – с содроганием отметила Тильда, когда жуткая процессия проползла мимо ограды.
– Интересно, пришли ли Кремплинги в Баумельбург? – задумчиво произнес Карлман. – Представляю, как им неприятно это видеть.
– Надеюсь, что не пришли, ради своего же блага, – услышал он рядом голос Энно. – Кто знает, какие ужасы придумают их добрые соседи к концу праздника, если это только начало. Фиделия и Пирмин останутся дома, если у них хватит ума.
Над толпой поднялся шепот, а ряженый в костюме волка зловеще взвыл, и вдруг издалека ему ответили. Возможно, это было лишь эхо, раздавшееся на главной площади, но вряд ли кто-то не заметил, что камышовый волк обернулся так же удивленно, как и все остальные.
– Сплошь болотные водохлебы с паутиной в мозгах! – сказал старик Пфиффер так сердито, что спутники оглянулись на него, а он покачал грозной кабаньей головой. – Я уверен, что это именно Шнеклинг пристроил собачий череп на свою пустую, а точнее, пропитанную ядом соломенную башку. Но даже вожак этой мерзкой стаи, похоже, не знает, кто отвечает на его зов. Я очень надеюсь, что это всего лишь квенделинцы. Им-то уж точно хватит дерзости посмеяться над воющими волками.
Шествие продолжалось, было не протолкнуться. Участники Марша колокольчиков, как того требовал обычай, заняли места в кругу дубов. В ближайшие мгновения должны были прибыть Моттифорды и Винтер-Хелмлинги. Не хватало только старого Райцкера и, наконец, квенделей из Запрутья, которые тоже обещали показать нечто особенное. Зрители с нетерпением ждали, пока толпы слуг с большими корзинами добирались из кухонь трактиров. Облаченные в яркие одежды цвета баумельбургской листвы, они принесли традиционные праздничные угощения и напитки и принялись одарять ими толпу. Там и тут весело сновали пчеловоды с маленькими желтыми мешочками, до краев наполненными медовыми сладостями.
В этот поздний час подавали деликатесы: напитки, сласти и копчености, – чтобы поддерживать силы зрителей и участников, поскольку маскарад продолжался сутки, от полуночи до полуночи. Так что, если кому-то не хотелось спать в праздничной суматохе, можно было подкрепиться плодами пастушьей сумки, пирожными из семян крапивы или пряными каперсами из настурции, а после такого угощения уже и не хотелось прекращать веселье.
К лакомствам подавали бузинное вино, освежающее тело и душу, а курительные трубки были набиты «колокольчиковым табаком» – легендарной бодрящей травой, которую можно было купить в Холмогорье только в особые дни. По широкой площади уже повеяло ароматным дымком. Даже некурящие вдыхали достаточно, чтобы ощутить его действие.
Кухарка из трактира проходила мимо садовой ограды сестер Кремплинг, и квендели из Зеленого Лога поманили ее к себе. Она подняла крышку, открывая щедро наполненную плетеную корзину, и вскоре у каждого в руках оказалось аппетитное угощение. В последнюю очередь друзья взяли бутылку искристого сидра из белой бузины и прилагающиеся к ней берестяные кружки. Старик Пфиффер, Биттерлинг и мельник поглубже затянулись табаком из кисета, предложенного служанкой, и сразу же ощутили густой запах фиалок. Карлман с изумлением увидел, что Энно тоже не прочь угоститься и протягивает собственную трубку с красивой резьбой.
– Не стоит, – укоризненно сказала Карлману амбарная сова, хотя ни словом не обмолвилась о том, как это дерзко со стороны Энно – курить здесь. – И не вздумай пробовать за моей спиной, потому что это не доведет тебя до добра, – продолжала Гортензия. – Ты ведь знаешь, какое острое зрение у сов, а уж головой они вертят во все стороны.
«Выглядит она великолепно и впечатляюще, можно поверить любому ее слову», – подумал Карлман, хотя Гортензия предпочитала играть роль курицы-наседки, а не ночной птицы; обе ипостаси, однако, внушали ему почтительный страх.
– Давайте вернемся в трактир, – предложил он. Служанка с корзиной скрылась в толпе, направляясь как раз в ту сторону. – Хорошо бы посидеть у огня, а то сегодня довольно зябко. К тому же здесь мы пропустим шествие масок из Краппа и Фишбурга.
О последнем он постарался упомянуть как можно более непринужденно. Ему не хотелось, чтобы остальные поняли, как он жаждет увидеть Гризельду в ее серебристом наряде, в королевском великолепии. Карлман ничуть не расстраивался, зная, что его лицо будет скрыто под маской, хотя это и не помогло ему в случае с Гортензией, когда дело дошло до табака.
В ответ к нему повернулся древесный гриб.
– Давай постоим здесь еще немного, мой мальчик, – спокойно удержал его Звентибольд. – Ты же не думаешь, что Хелмлинги будут выходить из трактира строем, один за другим? У них наверняка подготовлено более драматическое появление, поэтому можно предположить, что они уже покинули дом через черный ход и вернутся на площадь по одной из широких улиц.
– Хотя я почти уверена, что Карлмана больше интересуют Моттифорды, которые в этом году раздобыли потрясающие маски, – сказала амбарная сова, которая, вероятно, развеселилась в ауре общего праздничного настроения и под действием бузинного вина. Рядом с ней из-под маски оленя донеслись звуки, которые можно было принять за сдавленное хихиканье, и Карлман с горечью отвернулся.
К счастью, предсказанное Биттерлингом сбылось. Две старинные семьи, соседствующие у Сверлянки, подъехали с двух сторон с большой свитой. Об их прибытии возвестило пение рога. Взволнованная толпа раздвинулась, открыв широкий проход к кругу из семи дубов. Возможно, так вышло случайно, а может, и нарочно: Моттифорды и Хелмлинги должны были встретиться именно там, в центре, у всех на виду.
Карлман впервые стал свидетелем торжественного выезда хозяина замка Фишбург. Словно сам Двор Зимы спустился с далеких северных гор; вернее, сошла Зимняя королева, теперь восседавшая на высокой колеснице, покрытая серебристой вуалью, словно морозом и льдом. Ее появление сопровождали восхищенные возгласы – Хелмлинги ответили торжественной родовой песней.
Всадники на пони под голубыми седлами сверкали серебряными шлемами, на которых сияли драгоценные узоры из веток, звеневших стеклянными сосульками. На их гордых гербах, которые серебрились на всех плащах, щитах и мантиях, мерцающая форель прыгала по лунным волнам. Хелмлинги пели об этом и призывали невидимые небесные звезды в свидетели своего великолепия.
Карлман был до глубины души поражен такой роскошью, которая казалась почти чуждой в Холмогорье. Самой странной и прекрасной была Гризельда в серебряном одеянии, ее голову венчала инеистая корона, а нежная фигура была изящно задрапирована. Левин Хелмлинг в окружении сыновей ехал перед колесницей дочери. На пяти рыцарях блестели кольчуги, и можно было только удивляться, откуда взялась такая тонкая ковка:
