Сумрачный лес - Роннефельдт Каролина
Едва собаки ушли, как Одилий свистнул, подзывая кота, и, конечно же, Райцкер выскочил из-под сдвоенных пней.
Старик Пфиффер посадил Рыжика в плетеную корзину, которую попросил у Йордис, и забрался с ней в повозку. Наконец, Моттифорд поднялся на кучерское место рядом с Лаурихом, взялся за поводья и вывел повозку на дорогу. Отдохнувшие пони перешли на бодрую рысь, и за ними с глухим стуком закрылись ворота.
Они уже давно миновали мост, когда позади что-то дважды гулко бухнуло – Йордис и Эмбла задвинули изнутри большие деревянные засовы. В последний раз такое случалось лишь во времена прадеда Лауриха, когда в лесу на дальнем берегу Сверлянки стало небезопасно из-за раненого кабана.
В любое другое утро квендели получили бы удовольствие от такой прогулки, хотя и в этот раз прокатились неплохо. Слева от них сквозь быстро проплывающие кусты на живой изгороди пробивался солнечный свет, а справа открывался вид на пойму реки, где первые редкие рощицы намекали на близость Колокольчикового леса. Прежде чем живописный пейзаж сменился частоколом серебристых буков и прогалинами зеленых полян, которые не имели ничего общего с жуткой темнотой Сумрачного леса, дорога постепенно пошла в гору, и пони немного сбавили ход.
Квендели молча думали каждый о своем. Гортензия, несмотря на все, что ожидало ее дома, размышляла лишь о том, что Бульрих потерян навсегда. Карлман задумался о том же, но еще тревожился о матери.
Звентибольд тем временем вспоминал один ночной кошмар за другим. Глядя на освещенную солнцем равнину, он видел непроглядную тьму, коварный туман, волков, могилы и снова тьму.
Старик Пфиффер почесывал шею Райцкера, вспоминая, что произошло с ним под землей, когда он уже не мог идти дальше, а Гортензия пришла ему на помощь. Но не только благодаря ей он возвращался в Зеленый Лог вместе с остальными. В этом он уже не сомневался и теперь пытался осмыслить и увязать воедино все то, что обрушилось на них этой ночью. Взгляд Одилия вдруг упал на сидевшего напротив Карлмана.
– Что это у тебя торчит из кармана? – спросил старик, наклонившись вперед. – Я об этой зелено-коричневой тряпке… Где ты ее взял? Дай-ка взглянуть.
Карлман вынырнул из своих размышлений и удивленно оглядел себя: действительно, из кармана его куртки выглядывал обрывок ткани. Это был лоскут, который застрял под дверью могильного склепа, а молодой квендель зачем-то прихватил его с собой.
– Эта тряпка застряла под дверью в подземную гробницу, – сказал он и вытащил пыльный обрывок из кармана.
Впервые взглянув на ткань при дневном свете, он хотел было передать ее старику Пфифферу, но вдруг вскрикнул, чем привлек к себе всеобщее внимание. Даже Лаурих, который, вопреки намерениям Гизила, взял в руки поводья, обернулся, чтобы узнать, в чем дело.
– Смотрите! – воскликнул Карлман, раскрасневшись, – так его поразило то, что он держал в руках. – Здесь пуговица, а сама тряпочка – из бархата, внутри коричневая, а снаружи зеленая. На пуговице выбит трилистник, смотрите сами! Вот я оттираю грязь, и она снова блестит… О, я узнаю эти пуговицы, ведь столько раз бывал в гостях у того, кто прежде носил этот жилет почти каждый день!
Карлман поднял глаза на остальных. Гортензия, подавшаяся было вперед, отпрянула и прижалась к спинке сиденья.
– Я тоже знаю эти пуговицы, – сказала она, побледнев. – Они принадлежат Бульриху и были нашиты на его любимый жилет… а теперь от него остался только клочок. И ты нашел его в склепе? Хорошего не жди!
Поразительная находка кочевала от одного к другому, ее щупали и переворачивали, пока Одилий не забрал у них кусок ткани. Нахмурившись, он осмотрел его и недоверчиво уточнил:
– Вы уверены? Это от одежды Бульриха?
Карлман и Гортензия энергично кивнули, а Биттерлинг окончательно развеял сомнения.
– Увереннее некуда, – сказал он, и его голос дрогнул от страха и волнения. – Когда мы вчера днем разговаривали в зарослях живой изгороди, на Бульрихе был этот жилет. Я хорошо его знаю, потому что пуговицы блестели на солнце, и я отлично запомнил лист клевера.
– Значит, он жив! – крикнул Гизил Моттифорд спереди, перекрывая грохот телеги и стук копыт пони. – Порванный жилет не обязательно означает несчастный случай со смертельным исходом.
Однако угрюмые выражения лиц его спутников не изменились.
– Клянусь всеми грибами мирного леса, вы не были там, господин Гизил, – мрачно произнес Звентибольд, качая головой. – Разорванный жилет, без сомнения, говорит о чем-то плохом, тем более нашли его в таком ужасном месте. А раз у нас в руках лишь крошечный его обрывок, не похоже, что с Бульрихом произошла мелкая неприятность. Скорее, его жилет был разорван на тысячу кусочков, что свидетельствует о трагическом конце: его задрали волки или схватил один из тех призрачных королей, а этот клочок в пылу драки просто угодил под дверь.
Он всхлипнул и закрыл лицо руками.
– Мне надо было лучше смотреть по сторонам, – упрекнула себя Гортензия. – Я не обратила на это внимания, даже не заметила, как Карлман засунул лоскут в карман.
– О чем ты говоришь? – спросил Одилий, качая головой. – Неужто забыла? Мы тогда очень спешили, и не зря, да и света не было. Даже знай мы о жилете, все равно не смогли бы искать Бульриха, пока к нам подбирался тот туман. Нет, нет, – продолжал старик, сжав одной рукой корзину с Райцкером, стоявшую у него на коленях, а другой – бархатную тряпочку, которую он передал обратно Карлману, – никто не виноват в этом упущении, а то, что тряпка застряла там, конечно, не простое совпадение. Прежде всего это означает, что кто-то, если не сам Бульрих, принес к склепу этот жилет…
– По пятам за ним шли волки, а это значит, что Бульрих умер ужасной смертью, – вырвалось у Гортензии. – Его разорвали, растерзали, съели!
– Но волки шли и за нами, однако в лабиринт не забрались. Да и крови на ткани нет, – возразил Карлман, снова и снова вертя бархат перед глазами, как будто на лоскуте можно было обнаружить что-то еще, кроме пуговицы с трилистником.
– Мы не знаем, что случилось с Бульрихом, – сказал старик Пфиффер, – но, по крайней мере, обнаружили его след. Быть может, мы были от него неподалеку.
– Этим меня не утешить, – вновь возразила Гортензия. – А вдруг он умер совсем рядом с нами? В другом коридоре, в дальней пещере, за следующей потайной дверью, где все пропитано его кровью… – Она вздрогнула, не в силах удержаться от страшной мысли. – Что, если он уже был мертв, когда мы отправились из Зеленого Лога на его поиски? Его разорвали на части и утащили под землю… Всего в нескольких шагах от нас, в ту могильную тьму… Немыслимо!
– Ах, дорогой кузен Бульрих! Надеюсь, что ты принял легкую смерть! – в ужасе завопил Биттерлинг и громко высморкался в носовой платок.
– Елки-поганки, мухоморы вы гнилые, а ну, возьмите себя в руки! – крикнул им с высоты кучерского сиденья Моттифорд. – Одилий совершенно прав: мы еще ничего толком не знаем! Нельзя ни о чем судить на основании куска ткани, даже если его, как вы говорите, действительно оторвали от жилета Бульриха. Зато теперь мы можем с полной уверенностью сказать, что напали на его след, а значит, можно спуститься вниз и еще раз его там поискать. Неужели вам это не пришло в голову? Вернемся в тот склеп с крепкими ребятами, прихватив крепкие фонари, топоры и дубины, и как следует там осмотримся. А заодно потесним всех этих могильных сов, волков и призраков! Моттифорды имеют право на подземные туннели под своим поместьем! Я уверен, что мы найдем старину Бульриха, и, пока еще ни один добрый квендель не погиб от темных сил, сделаю все возможное, чтобы дать им отпор!
Несмотря на охватившую его печаль, Карлман с восхищением смотрел на Гизила. В пылких речах Моттифорда отражалось все мужество и отвага, на которые были способны представители его старинного рода.
«Неустрашим и вечен» – таков был геральдический девиз клана Моттифордов, возникший в те времена, когда они защищали первый родовой замок за деревянным забором на холме Крапп. Тогда голодные волки бродили по диким лесам и, что еще хуже, оспаривали земли по берегам Сверлянки у первых Моттифордов. Оставив в прошлом неприятности, Крапп стал тем открытым, гостеприимным домом на холме, где теперь жил Гизил. И даже если вернутся волки или другие жуткие твари, его это не испугает. Гизил умел защитить себя, как умели и его предки.
