Сумрачный лес - Роннефельдт Каролина
Лаурих прищурился и окинул «странную компанию» таким же строгим взглядом, как и Гриндель, что наводило на мысль о некоторой схожести хозяина и собаки.
Гортензия гневно нахмурилась. Неужели кто-то мог подумать, что они имеют отношение к выкорчеванному дереву? Она была до крайности возмущена. В конце концов, дерево – это вам не разбросанный мусор после пикника. Вчетвером они пережили ужасные опасности и едва не погибли, когда вышли на поиски друга, чтобы спасти его от верной смерти. К несчастью, им это не удалось, но Гортензия не желала сдаваться.
При всем уважении к почтенному дому Моттифорда Гортензия не могла больше сидеть спокойно. Она вскочила и завела такую речь, что и удивившийся Гизил, и все остальные растерялись – впрочем, они все равно не смогли бы вставить и словечка.
Гортензия описала все, что пережила в эту страшную ночь после чая в розовой беседке. Она говорила твердо, с ледяным спокойствием, но беды, ее постигшие, искали выхода. Ей необходимо было поделиться всем, начиная с Бульриха и его исчезновения в запретном месте, которое прямо на ее глазах превратилось в чуждый край, полный угроз, до мрачных незнакомцев, происхождение и намерения которых остались неизвестны, и охотящихся волков в грозовом небе. Она поведала об отчаянном бегстве в черные глубины земли, описала деревянную дверь, испещренную заклинаниями, и жуткий могильный склеп за ней. Ничуть не смущаясь, она рассказала, как за огромной гробницей клубился туман, от которого ей захотелось бежать без оглядки, и как погасла последняя свеча в фонаре, после чего наступила полная темнота. Но этим все не закончилось, потому что они снова собрались с силами и пошли вперед. И это в конце концов привело их – о чудо! – обратно на поверхность, где их спас Гизил, которого она никогда не перестанет благодарить. И если они заявились с утра в гости в таком неприглядном виде и, может быть, ведут себя немного растерянно и странно, то, хотелось бы надеяться, присутствующие понимают: это все не из-за запоздалой попойки при лунном свете, а вследствие невероятных событий, которые она постаралась описать как можно короче.
Наконец, поджав губы, Гортензия опустилась на стул, уронила голову на сложенные на столе руки и беззвучно зарыдала. В кухне на некоторое время стало так тихо, что от треснувшего в открытом камине полена все вздрогнули.
Первым зашевелился и поднялся с кресла Гизил. Взгляд его упал на каминную полку и задержался на одной из волчьих масок – на той, что с обнаженными клыками. Казалось, эта маска смеется над их невежеством, и впервые с тех пор, как он поразился ее грозному виду, Моттифорд пожалел, что не обнаружил маски в своем доме и не повесил их там, хотя это и был дом и очаг Лауриха. Гизил проклинал сильное беспокойство, в которое поверг его поразительный рассказ Гортензии, ибо чувствовал, что она говорит правду. Он подошел к дверце стенного шкафа позади и бросил на Лауриха вопросительный взгляд, на что егерь ответил едва заметным кивком. Лаурих тоже смотрел на Гортензию с изумлением, а Йордис и Эмбла обескураженно присели на каминную скамью, и одна из них тихо всхлипнула.
Гизил открыл шкаф и достал из него пузатую бутылку и изящный хрустальный кубок. Он щедро плеснул в кубок янтарного цвета медовуху, обошел вокруг стола и осторожно похлопал по плечу неподвижно сидевшую Гортензию. Она подняла залитое слезами лицо и поглядела на Гизила, который протянул ей кубок с переливающимся, пряно пахнущим напитком.
– Пей, – настойчиво произнес он, и Гортензия с благодарностью подчинилась.
С каждым глотком на ее восковое лицо возвращались краски.
– Ради всех квенделей и того, что вы пережили за эту ночь, – заговорил Гизил, – простите мою подозрительность, я и предположить не мог ничего подобного! Я всегда был способен определить, когда говорят правду, да ты и не стала бы, милая храбрая Гортензия, пугать нас жуткими байками! Если то, что ты рассказала, – правда, а я вижу по вашим лицам, что так оно и есть, значит, Холмогорью угрожает величайшая опасность. Однако же пока ничего, кроме нескольких вывороченных с корнем деревьев, на это не указывает.
– Мы готовы доказать, что угроза реальна, – вмешался старик Пфиффер, – потому что испытали все это на себе. Гортензия ничего не утаила и не прибавила, и я благодарю ее за красноречие. Никто не смог бы рассказать об этой ночи лучше.
Одилий, хоть и удивился порыву Гортензии, слушал ее речь с растущим удовлетворением, как и Биттерлинг с Карлманом. Ее слова не вызвали возражений и у остальных слушателей.
– Пойду запрягать пони, – обронил Лаурих в задумчивой тишине, наступившей после слов Пфиффера. Он не понимал, что все это значит, но чувствовал, как в нем поднимается страх перед чем-то неопределенным.
В то утро Лаурих вышел рано и по дороге встретил Томса. Тот торопливой рысью возвращался в Крапп на пони и остановился лишь на минутку, чтобы сбивчиво рассказать о волнениях в Зеленом Логе, чем поразил Лауриха до глубины души. Томс был молодым парнем, который при всей своей рассеянности каждый год в день зимнего солнцестояния показывал, надевая маску, выдающиеся артистические способности, в отличие от всех своих товарищей. Томс создавал невероятно жуткие маски, рядился в лохматые меха и, появляясь там, где его не ждали, хорошенько пугал своих жертв. Вот почему Лаурих принял рассказ Томса о стае небесных волков и призрачном чудище, появившемся в саду Гортензии Самтфус-Кремплинг, за глупую игру. Возможно, парень заключил пари, чтобы доказать, каким бессмысленным глупостям могут поверить наивные квендели.
Однако теперь, спустя пару часов после утренней встречи, в его доме сидела сама Гортензия и рассказывала такое, что выдумки Томса казались доброй шуткой. Лаурих и раньше видел Гортензию на приемах в поместье. Он не был с ней знаком, но точно знал, что столь уважаемая дама не склонна ни к экстравагантности, ни к преувеличениям. Он верил ей, и это побудило его действовать.
– Я поеду с вами в Зеленый Лог, господин Гизил, – обратился он к Моттифорду. – Йордис, Эмбла, пока меня не будет, вы поступите так, как не поступали в этом доме уже много лет: закроете ворота во дворе и задвинете засов, а сами скроетесь в доме. Гриндель присмотрит за вами до моего возвращения.
Дочь кивнула, глядя на него широко раскрытыми, полными страха глазами. Если ее отец всерьез воспринимает ужасы, которые они только что услышали, значит, и впрямь есть чему испугаться.
Лаурих словно прочитал ее мысли, и ему было больно видеть, как страдает его единственный ребенок.
– Просто на всякий случай, мой цветик, – попытался он смягчить свои наставления. – Наверняка все сразу прояснится, стоит доехать до Зеленого Лога. Ну а пока давай соблюдать осторожность. Я скоро вернусь.
Он уже собрался идти в конюшню, когда остальные тоже поднялись из-за стола и еще раз поблагодарили Йордис и Эмблу за дружеский прием. Девушка заверила их, что помогать ей в радость и что все обойдется, но испуганное выражение ее лица говорило об обратном.
– Надеюсь, вы найдете Бульриха дома, целым и невредимым, – робко сказала Эмбла на прощание. Она и представить себе не могла, каково это – потеряться в темноте.
Гортензия молча покачала головой и сжала руку Эмблы, после чего вышла из дома вместе с остальными. Она избегала смотреть на каминную полку, но на пороге все же ощутила взгляды зловещих масок.
К двери подъехал Лаурих на повозке, в которую он запряг двух крепких серых пони. Гизил Моттифорд помог сначала Гортензии, а затем Карлману и Звентибольду залезть в открытый фургон, где слева и справа стояли две скамьи. С тех пор как они вышли из дома, Биттерлинг не сводил глаз с Гринделя.
Тоби вскочил и закружил вокруг хозяина, с нарастающим волнением наблюдая за приближающимся отъездом. Но Гизил погладил Тоби по голове и указал ему на входную дверь. Маленький пес озадаченно переводил взгляд с Гизила на Грин-деля и обратно. Он не понимал, почему хозяин отсылает его прочь, а не берет с собой. Наконец, взгляд Гринделя подействовал на него ободряюще, и Тоби перешагнул порог следом за своим огромным другом, где их встретила Эмбла.
