Время ветра, время волка - Каролина Роннефельдт
До первых повозок донесся громкий окрик хозяина Фишбурга, приказ передали в конец кавалькады – и все снова отправились в путь. Дом пасечника мгновенно скрылся в пелене вместе с точкой слияния рек. Следующие полчаса те из путников, кто ходил с Ансегиселем на Заливные луга, искренне опасались, что туман рассеется и страшная картина откроется проезжающим мимо квенделям. Однако погода не изменилась, за что все были благодарны.
Спускаясь с пологого склона, пони зашагали быстрее. Путешественники слышали, что Зайчатка рокочет громче, течение ее усилилось под натиском потока Лютинки, стремясь по широкому руслу к холодным водам на севере. И хотя туман на другом берегу постепенно рассеивался, никак не удавалось разглядеть, кто приближается к Жаворонковой роще от деревни Герцлаг и с юга, от леса, из которого через несколько часов должен был выступить Марш колокольчиков. До наступления сумерек оставалось совсем немного.
Возле Жаворонковой рощи река Зайчатка начинала спускаться в долину. Русло уходило вниз, в поросшую молодым лесом котловину, по которой проходила старая дорога. За ней возвышалась почти голая роща Старые Буки, а справа от нее – большие зеленые холмы Баумельбурга. Прибрежная дорога, по которой сейчас ехали путники, вела в ложбину, отходящую чуть в сторону от русла, где когда-то в прошлом протекала Зайчатка, пока огромный оползень не отрезал ее приток. Земля здесь поднялась и была усеяна камнями, когда-то скатившимися от Старых Буков. Местность здесь даже в хорошую погоду была не самой удобной для путешествия. Вскоре обнаружилось, что дорога сильно сужается и несколько раз круто поворачивает, колеи в ней с каждым годом все сильнее углублялись после зимних дождей.
Когда повозка Левина приблизилась к следующему повороту, в свете фонарей показался большой валун, поросший мхом и лишайником. Из повозок в центре процессии раздался тревожный возглас, за которым тут же последовали другие. Между камнями и редкими рощами замелькали тени, быстро перебегавшие от повозки к повозке и от всадника к всаднику.
– Не останавливайтесь, – холодно приказал повелитель Фишбурга. – Во имя всех мерцающих поганок, не поддавайтесь страху. Вы знаете, кто это! Сейчас время Праздника Масок, мы рядом с Баумельбургом. Кто, как не смелые звонари, готовит нас к тому, что ожидает процессию ряженых в полночь?
И правда, в подтверждение слов Хелмлинга после первых жутких криков раздался звон колокольчиков. И все же никто из путников не обрадовался темным силуэтам, выскочившим из укрытия. А шутники всё появлялись в мерцающем свете факелов между почерневшими стволами деревьев и огромными камнями. По традиции путникам полагалось приветствовать ряженых насмешками и шутливыми песнями. Но на этот раз никому не хотелось ни петь, ни шутить, а те немногие, кто все же осмелился подать голос, вскоре замолчали, поняв, что никто им не вторит.
– Клянусь Эстигеном Трутовиком, – снова вспомнил Биттерлинг своего знаменитого предка, оглядываясь с высокого кучерского сиденья. – Если так пойдет и дальше, то нас ожидает мрачный пир, на который съедутся трусливые сморчки, дохлые поганки и гнилые дождевики.
– И разве можно нас винить? – ответила Тильда. – Настает день прекрасного праздника, я так его ждала, а отмечать совсем не хочется, меня тошнит от страха. И, боюсь, я в этом не одинока.
– Это все я виноват, – раздался из-за ее спины голос старика Пфиффера, – я созвал совет в «Старой липе». Однако все мои предупреждения остались без внимания и развеялись прахом по ветру. Теперь же начатое не остановишь. Посмотрим, что из этого выйдет.
Карлман слушал Одилия вполуха. Его внимание привлекло нечто, внезапно появившееся из-за пня возле большого валуна. Возможно, оно вышло откуда-то из глубины, потому что молодой квендель прежде не видел этой фигуры ни слева, ни справа от камня, хотя она и светилась изнутри, будто под одеждой прятался фонарь. Неизвестный в маске был необычайно высок, хоть и горбился, угловатый череп на широкой шее венчали длинные витые рога, как у горного козла. Сейчас он стоял неподвижно и, если бы не исходившее от него сияние, растаял бы в окружающих сумерках.
Карлману стало не по себе, но он заставил себя не отводить глаз. Если перед ним и в самом деле печально известный Томс из Краппа, то перевоплощался он на удивление мастерски. Испуганные крики из соседних повозок подтвердили, что впечатление светящаяся фигура произвела на многих путников.
Их повозка уже почти поравнялась с рогатым чудовищем, как вдруг неизвестный скрылся за кустом орешника и снова исчез в сумерках. Карлман собрался было с облегчением отвернуться, когда рогатый вдруг поднял длинную мохнатую руку с когтистыми пальцами в знак приветствия. Здоровался он, судя по всему, лишь с Карлманом. Фонаря видно не было, но серая кожа загадочно мерцала. На мгновение Карлман различил бугристый шрам, который, должно быть, остался от глубокой ножевой раны. Или показалось? Но времени убедиться не было: повозка покатила дальше.
Полтора часа спустя Карлман уже стоял на большой площади Баумельбурга, но до сих пор так и не рассказал никому из друзей об увиденном. Поначалу он был слишком потрясен, чтобы вообще говорить, потом решил, что если и делиться таким рассказом, то только со стариком Пфиффером. Однако он не хотел, чтобы Энно подслушал, и предпочел молчать. Мысли бесконечно кружились, и он подумал, не сводят ли все эти призраки его с ума. Карлман все сильнее скучал по дяде и уединению их маленького дома.
В Баумельбурге путники сразу по прибытии погрузились в такую праздничную и веселую атмосферу, что все вокруг Карлмана вздохнули с заметным облегчением; никто не был готов выслушать еще одну страшную историю. Все вдруг стали смеяться и восторженно болтать. На главной площади собралась огромная толпа квенделей, а гости все продолжали прибывать. Накануне веселого праздника, еще не облачившись в маски и мантии, все весело щебетали, то и дело отпивая из маленьких зеленых чашечек по глотку традиционного приветственного напитка – баумельбургского горячего пунша, ароматной смеси местных трав, настоянных на яблочном бренди. Это сочетание, как утверждалось, придумали первые хозяева знаменитого местного трактира – «Винный кубок».
Под его великолепным входом – остроконечной аркой в виде двух дубов, стоящих друг напротив друга и щедро увитых плющом, искусно вырезанным по камню, – старик Пфиффер, Гортензия, Биттерлинги, Хульда и мельник, а с ними и Левин Хелмлинг со старшими сыновьями Фоско и Руфусом встретили Моттифордов из Краппа. Гизил красноречиво рассказывал о почти магическом великолепии своих самых зловещих масок, которые привез на праздник.
Старые друзья обменивались историями, вкратце сообщали о путешествии в Баумельбург. Новоприбывшие не утаили нескольких тревожных
