Хаски и его учитель Белый кот. Книга 1 - Жоубао Бучи Жоу
– Наверное, ее сотворил старейшина Сюаньцзи, – предположил один из учеников. – Он больше всех о нас заботится!
Висевшая в воздухе золотистая полупрозрачная завеса покрывала весь мост Найхэ и величественно простиралась до самых дверей ученического жилья. Таким образом завеса должна была защитить учеников от дождя на протяжении всего оставшегося пути.
– Это наверняка работа старейшины Сюаньцзи, ведь эта часть территории школы находится в его ведении, да?
– Старейшина Сюаньцзи так добр!
– Какая красивая завеса! Старейшина Сюаньцзи поистине блестяще владеет своим мастерством!
Потряхивая намокшими волосами, ученики, со смехом отпихивая друг друга, один за другим забежали за завесу и двинулись к дому, весело болтая.
Стоявший под пролетом моста Чу Ваньнин прислушивался к стихающему шуму голосов до тех пор, пока снова не наступила тишина. Лишь когда юнцы отошли подальше, он убрал завесу и медленно вышел из-под моста.
– Учитель!
Услышав, как кто-то его зовет, Чу Ваньнин резко поднял голову, но на берегу никого не было.
– Я здесь.
Чу Ваньнин повернулся на звук голоса и увидел Мо Жаня, который в своей обычной сине-серебристой одежде сидел боком на белоснежной ограде моста, лениво забросив ноги на перила.
Дождь намочил лицо юноши, изумительно вычернив брови и превратив ресницы в пару маленьких вееров, ниспадающих почти до самых щек. Держа в руках бумажный зонт, он пристально глядел на Чу Ваньнина и чуть заметно улыбался.
Так они и смотрели друг на друга, один – сверху, другой – снизу, и лишь плеск падающих в реку холодных капель да шорох листвы нарушали тишину.
Меланхоличную картину довершала пелена дождя, размывшая границу между небом и землей. Изредка налетавший порыв ветра срывал тонкие бамбуковые листья, и те кружились между двумя глядящими друг на друга людьми, медленно опадая на землю.
Наконец Мо Жань издал тихий смешок и шутливо произнес:
– Старейшина Сюаньцзи, вы насквозь промокли.
– Как ты понял, что это был я? – холодно поинтересовался Чу Ваньнин, заговорив почти одновременно с ним.
Мо Жань сжал губы, сдерживая смех, но улыбающиеся глаза и ямочки на щеках выдавали его озорное настроение.
– Старейшине Сюаньцзи не под силу создать такую большую завесу, не так ли? Кто, кроме моего учителя, способен на такое?
Чу Ваньнин ничего не ответил.
Мо Жань знал, что учитель не стал бы создавать для себя защитную завесу от дождя. Тут его осенила блестящая идея, и он бросил свой зонт вниз.
– Возьмите, это вам.
Ярко-красный бумажный зонтик медленно слетел вниз. Чу Ваньнин поймал его, чувствуя ладонью тепло чужих рук, оставшееся на зеленой бамбуковой рукояти. Капли дождя, скользя по бумажному куполу, хрустальными шариками срывались вниз.
Чу Ваньнин запрокинул голову и спросил, глядя на Мо Жаня:
– А как же ты?
– Разве я промокну по пути домой, если учитель чуть-чуть поколдует? – лукаво улыбнулся Мо Жань.
Чу Ваньнин громко хмыкнул, но все же махнул рукавом, и над головой Мо Жаня тут же раскрылся прозрачный золотистый купол.
– Ха-ха… Как красиво, еще и с узором в виде цветка пиона. Большое спасибо! – с улыбкой сказал Мо Жань, разглядывая купол.
– Это цветок яблони, – пояснил Чу Ваньнин, коротко взглянув на него. – У него всего пять лепестков.
И его фигура в белых одеждах, укрытая алым зонтом, плавно двинулась прочь. Оставшийся на мосту Мо Жань считал лепестки:
– Один, два, три, четыре, пять… О, и правда, только пять лепестков…
Когда юноша вновь обернулся, учитель уже был далеко.
Стоя под куполом, Мо Жань сощурил глаза, и наивная, беззаботная улыбка на его лице, поблекнув, уступила место весьма противоречивому выражению.
Он вдруг осознал, что и сам не понимает, какие именно мысли роятся в его голове.
Как же было бы славно испытывать к человеку только чистую любовь или чистую ненависть без всяких примесей!
Дождь лил не прекращаясь на протяжении четырех дней. Когда же тучи наконец разошлись, на дороге показалась вереница позвякивающих бубенцами лошадей и несколько повозок. Процессия ехала по лужам, копытами и колесами разбивая на кусочки отражавшиеся в воде облака, и наконец остановилась перед воротами духовной школы пика Сышэн.
Бамбуковая занавесь приподнялась, и из-за нее высунулся складной веер, украшенный красной кисточкой. Вслед за ним из повозки показалась пара отделанных серебром темно-синих сапог военного кроя. Наступив на оглоблю, сапоги с тяжелым стуком опустились на влажную землю.
Их хозяином был рослый, крепкий мужчина в самом расцвете сил, с большими глазами, густыми бровями и аккуратной бородой, облаченный в темно-синие одежды с серебряной каймой и легкие доспехи. На вид ему было около сорока лет. В своих огромных руках, по толщине напоминавших железные столбы, этот с виду грубый и неотесанный мужлан вертел изящный, искусно сработанный веер, который весьма чудно́ смотрелся в его мясистых ладонях.
Веер с хлопком раскрылся, и на обращенной наружу стороне стала видна надпись: «Господин Сюэ невероятно красив». На внутренней же стороне было написано: «Остальные люди ужасно уродливы».
Этот веер был достаточно знаменит в мире совершенствующихся не только благодаря исключительному боевому мастерству своего владельца, но и из-за надписей, от которых окружающие чувствовали себя неловко.
Лицевая сторона расхваливала хозяина, тогда как обратная высмеивала остальных.
Хватало одного взмаха этого веера, чтобы все люди вокруг, на сто ли в любую сторону, учуяли душок самовлюбленности, исходящий от его владельца. В мире совершенствующихся любой бы узнал этот веер.
Кто же был его владельцем? Не кто иной, как отсутствовавший больше двух месяцев глава духовной школы пика Сышэн, отец Сюэ Мэна и дядюшка Мо Жаня – уважаемый бессмертный Сюэ, Сюэ Чжэнъюн.
Недаром говорят, что яблоко от яблони недалеко падает. От драконов рождаются драконы, от фениксов – фениксы, а мышиные детки только и могут, что рыть норки. Так же и в обратную сторону. Если сын – павлин, то, значит, и его отец такой же любитель распускать хвост.
Красивый, хорошо сложенный Сюэ Мэн внешне ничуть не походил на своего бравого здоровенного папашу. Хотя по меньшей мере в одном они точно были схожи: оба считали, что «господин Сюэ невероятно красив, остальные люди ужасно уродливы».
Потянувшись, Сюэ Чжэнъюн принялся разминать затекшую шею и конечности и со смехом сказал:
– Охо-хо, я до смерти устал трястись в этой повозке. Наконец-то я дома.
Тем временем в павильоне Даньсинь госпожа Ван была занята тем, что смешивала лекарственные порошки. По левую руку от нее сидел Мо Жань, по правую – Сюэ Мэн.
– Четыре ляна кровеостанавливающей травы и один корешок женьшеня с горы Шоуяншань, пожалуйста, – мягко попросила госпожа Ван.
– Вот, я уже взвесил, матушка. – Сидящий рядом
