Время ветра, время волка - Каролина Роннефельдт
– Интересно, а где те, кто танцевал перед костром? – услышал он голос Тильды, которая изо всех сил старалась прогнать страх. – Судя по тому, как они вели себя прошлой ночью, жители деревни явно имеют к этому отношение. Если Бульрих на рассвете добрался сюда, то я прекрасно понимаю, почему он так поспешно скрылся. Даже тропинка у живой изгороди покажется привлекательней, чем эти деревянные маски в мертвой тишине.
Все, кто сжимал в руках вожжи, невольно понуждали пони бежать быстрой рысью. Хелмлинги стремительно покидали до странности изменившуюся деревню. Когда последняя из повозок оставила позади мрачное место, первая, с хозяином Фишбурга во главе процессии, уже сворачивала на дорогу, которая шла по левому берегу Зайчатки на север. Там, за околицей деревни у Жабьего Моста, к удивлению Хелмлингов, кавалькаду поджидали те самые повозки, с которыми совсем недавно на улице возились здешние жители. Должно быть, быстро и незаметно объехали дома и сады, спустившись в долину возле Крапповой пущи – деревенской площади они явно избегали. Левин Хелмлинг на мгновение задумался, затем поднялся с места и как ни в чем не бывало приветственно взмахнул рукой, приглашая новые повозки встать в хвост длинной процессии.
В толпе квендели из Зеленого Лога узнали тех, у кого собирались остановиться предыдущим вечером, если бы тот сложился так, как ожидалось. Две переполненные повозки украшали бессчетные разноцветные ленты, все сиденья были заняты, ведь на них пришлось уместить три семьи с детьми, а также их родственников и добрых друзей. Поэтому Куно и Камилл ехали впереди верхом на пони, а третий брат, Альбин, следовал позади в сопровождении нескольких дальних кузенов из Мхов.
Заметив в повозках Хелмлингов несостоявшихся гостей из Зеленого Лога, Блаулинг-старший пришпорил низкорослую лохматую кобылку и подъехал ближе. Они уже виделись утром в большом зале Фишбурга за завтраком, однако Камилл снова поприветствовал путников – и чрезвычайно дружелюбно, пытаясь выказать искреннее добродушие после невольно нанесенной обиды.
Камилл вез на ремне, перекинутом через левое плечо, пустой пчелиный улей, из-под которого выглядывали два крыла из блестящей ткани. Они были сшиты из множества лоскутков – две сложные тонкие конструкции, часть маскарадного костюма. На празднике все Блаулинги собирались появиться в чем-то подобном: с крыльями на спинах и ульями на головах вместо масок. Ульи были украшены подушечками из мха, изображающими глаза насекомых, на некоторых покачивались гибкие ивовые прутья, похожие на усики, и довершал все это коровий рог в центре – хоботок. Солома, которой их набили, была вся всклокочена от частого использования, но это никого не тревожило. Крылья же за спинами пасечников всегда отличались великолепием, даже казалось, будто квендели в этих костюмах вот-вот взлетят. На Празднике Масок Блаулинги называли свою компанию пчелиным роем и раздавали в Баумельбурге вкуснейшие медовые конфеты, которые очень нравились публике.
Кавалькада снова пошла ровным строем. Камилл, который направил пони вплотную к повозке Биттерлингов и поздоровался еще раз, уделив особое внимание старику Пфифферу, без лишней суеты указал через плечо на деревню.
– Вот вы и увидели, что нас постигло, – печально сказал пасечник, повесив голову и взмахнув крыльями за спиной. – Однажды утром, больше недели назад, на площади вдруг появились эти ужасные палки. Никто не знал, откуда они и что за склизкие поганки их туда засунули. Сначала мы подумали, что это плохая шутка, хоть и очень испугались. Столбы мы опрокинули, но к маскам прикоснуться не осмелились. На следующее утро все обнаружилось на прежнем месте, только на этот раз у основания столбов были лужи с чем-то красным. Мы сперва подумали, что это кровь, но, когда выяснилось, что это всего лишь вино, стало понятно: какие-то мерзавцы решили навести ужас на нашу деревню. Мы решили выяснить, кто за этим стоит, прежде чем отправляться на праздник, а до тех пор договорились хранить все в тайне и в замке ничего не рассказывать. Однако каждую ночь вино собиралось под столбами заново, но кто его подливал, мы так и не увидели, хоть и поставили стражу. Первые зловещие ночи были безлунными и очень темными; потом появился густой туман, в который мы не осмеливались входить, и нашу несчастную деревню охватило отчаяние – вот в таком состоянии вы нас и застали, подъезжая к реке.
– Позвольте заверить, что никто на вас не в обиде, – любезно ответил Одилий, ободряюще улыбнувшись Блаулингу. – Мы и в самом деле видим, как трудно вам пришлось. В таком ужасном деле больше вопросов, чем ответов – тут всякий бы испугался. Вы же поступили мужественно и справились с опасностью своими силами, не обращаясь за помощью в Фишбург.
– Вы очень великодушны, мой добрый Пфиффер, – ответил Камилл. – Но ничего не поделаешь: вчера вся наша деревня оказалась в когтях страха, и не было в нас ни мужества, ни отваги – мы лишь слепо отбивались от всего, что пыталось проникнуть к нам извне. Мы призвали на помощь старинные маски и огонь, не отличали друзей от врагов. Как будто не замечая, что худшее уже случилось: захватило самый центр деревни, обосновалось на нашей площади!
– Я слышал, что столбы с ужасными головами и даже черепами ставят перед курганами, чтобы мертвые не выходили, а живые не ступали в их земли. Не в Холмогорье, конечно, а там, где живут попроще, – внезапно прервал долгое молчание Энно, и на него удивленно взглянул не только Камилл, но и Карлман с Одилием. – Так рассказывал один квендель в «Туманах Звездчатки», приехавший из Запрутья. Там иногда останавливаются чужаки с другого берега Холодной реки. На площади, которую мы только что проехали, точно такие столбы, как он описывал. Странно это и жутко.
Энно выдержал взгляды путников так спокойно, словно все это время принимал участие в разговоре.
– Не знать, что тебе угрожает, – все равно что плутать в тумане по буеракам и бояться в любой момент упасть или столкнуться с чем-то зловещим, – продолжал он. – Так было и со мной прошлой ночью, пока я наконец не постучал в твою дверь, Пасечник, потому что идти в замок не решался, пока не рассветет.
