Время ветра, время волка - Каролина Роннефельдт
– Я здесь, чтобы выполнить обещание, которое дал тебе еще в Зеленом Логе после похорон твоей матери, – очень серьезно произнес Одилий. – Я обещал быть рядом и поддерживать тебя, как все мы всегда и поступали. И особенно должен делать это сейчас, когда твой дорогой дядюшка не с нами.
– Но где же дядя, во имя святых трюфелей? – в отчаянии воскликнул Карлман, как будто все страхи и тревоги за Бульриха одновременно обрушились на него.
– Ушел, – пояснил старик Пфиффер мягко, но это слово отозвалось в сердце молодого квенделя болью, а следующие прозвучали горьким знакомым эхом: – Ты не сможешь его остановить. Он умеет искать и находить новые пути – и это получается у него лучше, чем у многих. Так что, ради всех Шаттенбартов, пусть идет своей дорогой.
Глава десятая
Туман над Заливными лугами
Душа в огне, нет силы боле,
Скорей в седло и на простор!
Уж вечер плыл, лаская поле,
Висела ночь у края гор.
Уже стоял, одетый мраком,
Огромный дуб, встречая нас;
И тьма, гнездясь по буеракам,
Смотрела сотней черных глаз[10].
Иоганн Вольфганг фон Гете. Свидание и разлука
Фишбург проснулся задолго до того, как на востоке засеребрилась бледная полоса, предварявшая восход скрытого облаками солнца. Медленно светало. Туман рассеялся, но мрачные тучи предвещали снег.
Стражники с крепостных стен обозревали изменившийся за ночь пейзаж. Снег уже давно падал густыми хлопьями и не таял на промерзшей земле. Лужи затянуло тонкими корочками льда, который хрустел под подошвами сапог и таял в оставшейся воде. Путь до Баумельбурга для груженых повозок обещал быть трудным.
В западной башне старик Пфиффер разбудил всех рано. Он прошел от кровати к кровати, чтобы поднять спутников и собрать у камина, в котором он разжег огонь, дожидаясь завтрака.
Увидев, что Карлман сидит нахохлившись, как грустная птица, Гортензия догадалась: что-то произошло. Одилий не стал скрывать плохую новость и объяснил ошеломленным слушателям, что Бульрих ночью пропал: ушел сначала из комнаты, которую делил с остальными путниками, а потом и из замка. Все, кроме упорно молчавшего Карлмана, пришли в ужас и завалили старика Пфиффера вопросами. Гортензия даже сперва не поверила Одилию и отправилась проверить, действительно ли Бульриха нет в постели.
– Его и в самом деле там нет, – вернувшись, подтвердила она, словно только сейчас осознала, что никто не шутит.
– А вдруг он еще где-то в замке, – предположила Тильда, вопросительно глядя на друзей. – Может, он завтракает на кухне или отправился на конюшню, к пони. Если его нет с нами, это не значит, что он ушел.
Звентибольд с облегчением улыбнулся.
– Ах ты, поганки вверх тормашками, все может быть! – тут же согласился он с разумным возражением жены.
– Не верю, что Одилий сыграл с нами такую злую шутку, да еще с утра пораньше. Особенно если речь идет о Бульрихе, – возразил Уилфрид, и едва возродившиеся надежды рухнули, поскольку все поняли, что мельник прав.
– Он и в самом деле ушел, – снова сказал старик Пфиффер. – Я точно знаю, потому что его видели – он выходил из замка. Мне рассказала юная Гризельда. Хелмлинги даже нечаянно ему помогли.
– Что это значит? – возмутилась Гортензия. – Я хочу знать, что произошло? Какое отношение хозяева замка имеют к внезапному исчезновению Бульриха?
– Они дали ему хорошего, быстрого пони, – ответил Одилий. – Теперь его никому не догнать.
– Святые пустотелые трюфели! Надеюсь, он не лежит где-нибудь в канаве! – воскликнула Гортензия. – Это же безумие! Я никогда не видела Бульриха в седле, он всегда и везде ходил пешком, как бы далеко ему ни требовалось забраться, чтобы составлять его злополучные карты.
– Мой дядя умеет ездить на лошади – это совершенно точно. Почти все квендели умеют, если нужно, – впервые высказался в защиту Бульриха Карлман, подав голос из глубины кресла, не глядя спутникам в глаза. Гортензия посмотрела на него с подозрением.
– Это означает, что мой кузен очень спешил, – задумчиво произнес Звентибольд, покачивая головой, – раз сорвался посреди ночи. Он хотя бы объяснил Хелмлингам, что задумал, раз они так охотно отдали ему пони?
– Гризельда сказала, что Бульрих решил отыскать Энно сам, не отвлекая от дел братьев Хелмлингов, – объяснил старик Пфиффер. – Он обещал вернуться в замок к рассвету, но до сих пор не появился. Зато приехал посланец от жителей деревни у Жабьего Моста – он спрашивал нас. Это был Камилл, пасечник. Он сказал, что встретил на мосту всадника на сером пони, который скакал по тропинке к живой изгороди. Он уверен, что это был Бульрих.
– По крайней мере, на этот раз наш загадочный картограф не стал утверждать, что отправляется на поиски белых грибов, как раньше, в тот памятный день, – с горечью сказала Гортензия, глядя на Биттерлинга. – И все же у нашего друга проявляется талант к ловким отговоркам. Что он задумал?
Гортензия устремила взгляд в мерцающее пламя в очаге, словно у нее не осталось сил, чтобы переживать из-за непредсказуемого поведения Бульриха.
Хульда, напротив, повысила голос:
– К живой изгороди? Но тогда он едет навстречу несчастью! Раньше у него не проявлялось признаков безумия, или вы что-нибудь замечали?
– Насколько я знаю, ничего такого никто не замечал, – устало ответила Гортензия, которую не покидало гнетущее чувство, что это она подтолкнула соседа на что-то смертельно опасное, выехав в Баумельбург. – Он еще не до конца оправился после болезни, и я начинаю бояться, что в пути с ним может случиться все что угодно.
– Но, во имя черных мухоморов, как он мог так поступить с нами? – высказал Биттерлинг то, о чем думали все. Что такого важного понадобилось старому картографу, раз он бросил не только друзей, но и юного племянника? Первоначальное возмущение сменилось страхом – все сильно встревожились. Получалось, что объяснить поступок Бульриха можно было только одним: он снова повредился рассудком.
Мельник задумался о другом. О чем же так доверительно шептался старик Пфиффер с Бульрихом вчера, когда повозки остановились после бурного перехода через мост? Не мог ли Одилий знать намерений картографа, чтобы его остановить? Но тот покачал головой – он тоже не заметил, как ушел Бульрих.
– Послушайте, – обратился
