Хроники Птицелова - Марина Клейн
Теперь найти работу стало гораздо проще и безопаснее. Я был совершеннолетним, у меня имелась масса контактов после нашего с Раулем путешествия и блестящие рекомендации самого Рауля. Сразу пришла уйма заказчиков; иногда, чтобы заработать побольше, я брал работу переводчика-синхрониста. Не со всех языков, потому что даже при моих сверхъестественных способностях непросто было заниматься подобным, но на английском и немецком получалось неплохо, а при нетребовательных клиентах можно было браться практически за все европейские языки. Попутно у меня появился и еще один заработок: я рассекал по городу в поисках различных книг, которые могли мне пригодиться в дальнейшем, а заодно справлялся и о книгах, нужных Альберту, за что тот мне приплачивал.
Дела шли очень неплохо, и вскоре я приобрел отдельную квартиру – не очень далеко от родительского дома, чтобы можно было проверять их время от времени, однокомнатную, совсем маленькую, но именно в таком жилище мне хотелось поселиться. Я не стал ее ремонтировать и обставлять, хотя при желании мог обделать это с полным шиком. Но меня манили мрачноватые стены с кое-где порванными блеклыми обоями, поцарапанные крашеные стены кухни, треснувший кафель в ванной, старая мебель. От всего этого веяло затхлым уютом, необъяснимо притягательным. Это было место только для меня. Ну и для Асфоделя, который стал частенько захаживать ко мне на чашку кофе – специально для него я приобрел кофеварку.
Но одну вещь я все-таки притащил в свое новое обиталище. Я нашел ее в квартире родителей, когда сунулся в кладовку, в которой сложил свои книги, привезенные из-за границы. Совсем забыв, что добрая их часть лежит под моей кроватью, я стал обшаривать кладовку, забитую всяким хламом, в поисках недостающих томов, и случайно зацепился взглядом за белый шкаф – точнее, два, соединенных друг с другом, со множеством маленьких ящичков. И сразу вспомнил, что когда был маленьким, этот двойной шкаф стоял у нас в коридоре и я часы проводил, открывая и закрывая ящики и дверцы, пряча в них всякую ерунду – то кусок мела, то значок, найденный на улице, то еще что. В конце концов я положил туда мертвую птицу, и это стало поводом для родителей убрать шкаф подальше.
Меня одолело почти неуемное желание забрать шкаф себе, что я в результате и сделал, даже не удосужившись, между прочим, проверить, есть ли в нем что-нибудь. Когда его выгружали нанятые грузчики, я слышал стук и скрежет, но подумал, что это, быть может, остатки давно забытого мела.
У себя я поставил его в ванной – в узком коридоре для него не хватало места, – и хотя там он смотрелся странновато, я ощутил полное удовлетворение. Как если бы мне снова было три-четыре года, родители ушли, я один во всей квартире на неопределенное время и могу играться с этим шкафом сколько душе угодно. Открывать и закрывать ящики и дверки, класть в них заветные вещицы, смысл которых понятен мне одному, оставлять на месяцы и даже годы, а потом открывать, вынимать, снова класть…
Тут же воплотив свою затею в жизнь, я наугад выдвинул ящик и положил в него кожаный браслет, украшенный круглыми серебристыми колокольчиками – небольшой трофей из деревни под городом Ана, память о последнем разговоре с Басиром. Этот браслет носил мальчик, приведший меня к нему, и перед самым отъездом я обнаружил его рядом со своей подушкой. Позже мне пришло в голову, что мальчик, наверное, просто забыл его там или потерял, но сделанного было не вернуть – я сунул его в свою сумку, приняв за подарок на память, и мы с Раулем сразу сели в подъехавшую машину и отправились дальше.
Потом рассовал по другим ящикам разные принадлежности, которые привык хранить в ванной – бритвенные лезвия, кое-что из лекарств, бинты, вату, запасы мыла и все в таком роде. Я не стремился полностью заполнить ящики, мне просто хотелось в них что-нибудь положить. Поэтому я присовокупил туда же пару молитвенников, подумав, что буду читать их во время приема ванны – молитвы на любом языке очень расслабляют, а заодно ласкают сознание своей певучестью. Добавил отвертку, которой прикручивал шкаф к стене. В еще один ящик сгрузил осколки плитки, нашедшиеся после уборки. В общем, хватал все, что попало, и каждую новую вещицу клал в отдельный ящик – не по порядку, открывая наугад.
Все открытые ящики оказались пустыми. После того как я вдоволь наигрался с ними, я вспомнил, что слышал – внутри громыхало, значит, в шкафу что-то оставалось. Я стал открывать один ящик за другим. И вскоре нашел источник шума.
Сердце невольно дрогнуло, причинив ощутимую боль и нечто вроде злобы. Я бы мог и догадаться.
В одном из ящиков лежали ключи. Пять штук, ржавые и поломанные, но все-таки это были ключи, насколько я мог судить, не имеющие к нашей семье никакого отношения. Кроме, конечно, того, что их где-то насобирала Лилия.
Сперва я хотел выбросить свою находку. Потом меня загрызла совесть пополам с горечью. Мои родители продолжали упорно собирать ключи. Когда я сказал им, что купил себе квартиру и переезжаю, они воззрились на меня с безнадежной мольбой, как смотрят на взрослых дети, выпрашивающие на день рождения непомерно дорогую игрушку, и едва слышно спросили: «Ты дашь нам ключи, Маркус?..» После короткого колебания я отдал им запасной комплект. Родители были счастливы. Так может, подумал я не без эха старой обиды, отдать эти ключи им, раз уж они так важны для них?
Думая об этом, я стал просматривать другие ящики. Новые находки совершенно затмили ключи. В одном ящике я обнаружил птичий скелет. В другом – птичьи перья сине-сизого цвета. Больше в шкафу с прежних времен ничего не осталось, но и этого было более чем достаточно.
Остаток вечера я провел в тщетных попытках понять, как тут могла оказаться растерзанная птица. Я смутно помнил, что мертвая птица стала причиной, по которой шкаф убрали подальше от меня, но не могли же ее оставить внутри? Или это была другая моя находка? Я так и не сумел вспомнить.
Наконец я оставил работу – денег было предостаточно. Асфодель сказал, что в таком случае скоро я начну читать мертвым на кладбище, по его выражению, «под чутким руководством». Я взволновался – в голове сразу всплыла встреча с Амбросио и белесые силуэты, мелькающие за статуей ангела. Думая о них, я ощущал что-то вроде смеси смущения и легкого страха и понимал, что вполне