Тысяча эпох. Искупление - Адела Кэтчер
– Мысли прочь, – послышался голос Тао Ю, а его мозолистый палец ткнулся Ван Цину в висок. – Держи.
В пальцы лег, как влитой, гладкий корпус лука. Ван Цин вытянул руку перед собой, разглядывая оружие. Солнце уже опустилось за горизонт, и площадку окутали вечерние сумерки, однако, несмотря на них, мишени было прекрасно видно из-за нижней подсветки вдоль ряда.
– Не забудь, – сказала Терри, положив на стол толстое кольцо для захвата тетивы. – Маньчжурский хват, хотя я больше предпочитаю английскую классику.
– Да, и в перчатках ощущение не то, – согласился Тао Ю.
Ван Цин надел кольцо на большой палец и стянул со стола стрелу. Как только он установил ее и взялся за тетиву, отводя к лицу руку, в груди впервые за долгое время стало тихо. Удары сердца были спокойными и ровными. Тело наполнило ощущение силы – упругое, приятное, расходящееся мягкими волнами от солнечного сплетения к ногам и рукам. Он вдруг стал слышать и видеть слишком многое: легкий шорох ветра в коротко подстриженной траве, стрекот птицы в ветвях дерева за оградой, переливы теней в неосвещенной части площадки, дыхание Тао Ю рядом.
– Локоть, – очень тихо, почти шепотом сказала Терри, слегка надавив на его плечо. – И дыши.
«Дыши глубже», – послышался словно долетевший досюда с огромного расстояния голос Лун Аня. Конечно, он звучал лишь у Ван Цина в голове, но был таким явным.
Тетива спружинила, издав звук гибкого хлыста. Мгновение – и стрела вонзилась в деревянную поверхность рядом со средней меткой мишени в виде белого круга.
Ван Цин только в эту секунду понял, что улыбается одними губами, когда заболели скулы. Тао Ю положил руку ему на плечо.
– Ах, хитрец! Обманул старика!
Он покачал головой, опуская лук:
– Я правда первый раз стреляю.
Мужчина довольно усмехнулся, искренне радуясь его удачному выстрелу.
– Значит, ты быстро все схватываешь, юноша. А теперь дай и мне заработать всеобщее восхищение!
Ван Цин, не переставая улыбаться, отошел чуть в сторону. Терри рядом вскинула свой лук. Тао Ю отпустил тетиву одновременно с ней; обе стрелы, как стремительные хищные птицы, полетели к цели параллельно друг другу и вонзились в мишени.
– Эх, стрекоза все время крадет у меня миг славы, – произнес мужчина и целомудренно поцеловал девушку в макушку, коротко притянув к себе.
– Попробуешь еще? – подмигнула она Ван Цину.
Его и не нужно было спрашивать. Этого ощущения хотелось снова и снова. Все лишние мысли и правда отошли на второй план, оставив только главное. Пока в тебе есть силы, борьба всегда будет иметь смысл. Ван Цин поднял лук и натянул тетиву, зажав стрелу пальцами. Правда, какой бы она ни была, лучше лжи и лицемерия. И она оставалась на их стороне.
Если Го Пин хочет войну, он ее получит.
Небо окончательно потемнело, когда на него набежали грозовые тучи, не оставляя шанса увидеть звезды. Ван Цин стрелял до тех пор, пока не заболели пальцы, а корка на разбитых костяшках снова не лопнула. Терри предлагала ему перчатки, но он отказался, потому что не хотелось терять возможность прикасаться к тетиве. Кольца было достаточно.
Он не знал, сколько прошло времени, потерявшись в его течении с этими людьми, которых видел впервые в жизни и которые ничего не знали о нем. Терри сказала, что сходит за чем-нибудь холодным и узнает насчет их заказа, и Тао Ю, утерев пот со лба, отправился вынимать стрелы из мишеней. Ван Цин пошел следом, чтобы помочь.
– Ее зовут Кая, – сказал вдруг мужчина, когда они пересекли поле.
Ван Цин кивнул, подбирая с травы отскочившую от одного из неудачных выстрелов стрелу.
– Англичанка, как и моя жена Тереза, – продолжил Тао Ю, погладив усеянную мелкими дырочками мишень. – Все это – мое искупление перед ней.
– Искупление? – тихо повторил Ван Цин.
Мужчина вздохнул и улыбнулся, глядя куда-то в пространство перед собой.
– Когда мы познакомились, я был так же молод, как и ты. Сколько тебе, кстати, Ван Цин?
– Двадцать три.
– М… я был чуть младше. Она прекрасно стреляла. Мы поехали в Лондон с друзьями, и они вытащили меня на соревнования лучников. Я загорелся. Сам не знаю, чем больше: самим спортом или ею. Уж шесть лет, как ее больше нет.
Ван Цин вытащил стрелу из центра мишени и тронул пальцем наконечник.
– А… Кая?
Тао Ю усмехнулся.
– Актриса. Фа Линь познакомил нас год назад, когда я пришел к нему в страшном отчаянии. Мы с ней добрые друзья. Она прекрасная женщина, какой и была моя жена. Они так удивительно похожи, – он вздохнул. – Не подумай, мы не… я бы не стал. Кто-то скажет, что я использую иллюзию, чтобы заглушить свою боль. Живу в сказке, сбегая в нее от реальности. Но для меня это отдушина. Возможность сказать то, что я уже никогда не скажу моей Терезе. Ты веришь в перерождение душ, Ван Цин?
Ван Цин моргнул, невольно крепче стискивая пальцами стрелу. Ветер усилился, и зашумела листва деревьев за ограждением.
– Я… не знаю, – честно ответил он. – Возможно.
Мужчина покачал головой:
– Мой дед говорил, что у человека три души. Одна после смерти остается с семьей у поминальных табличек, вторая отправляется в цикл перерождений, а третья хранит могилу. А какие-то души и вовсе рассыпаются на осколки. Я так решил – если суждено мне будет встретить хотя бы отражение моей любимой женщины в ком-то, даже спустя сотни циклов, я буду счастлив. Пусть и от меня останется лишь осколок, он будет любить ее так же сильно, – он махнул рукой с зажатым в ней пучком стрел. – Последнее, что она услышала от меня, было «я не хочу тебя видеть». Мы поссорились. Я ушел пить в бар, а Тереза… уснула и больше не проснулась. Тромб. Врачи сказали, такое бывает.
Ван Цин опустил взгляд на траву под ногами.
– Мне очень жаль.
– Я заслужил, – твердо сказал Тао Ю, – заслужил такую боль. А она нет. Я смотрю на Каю, и мне становится легче. Я говорю с ней, и мне порой удается убедить себя в том, что передо мной Тереза. В первый раз, когда Фа Линь воссоздал сцену нашего знакомства, я упал на колени, рыдал, как мальчишка, и умолял ее простить меня. А теперь… теперь я просто не хочу терять это чувство боли рядом с ней. Это мое искупление. Фа Линь святой человек, раз разрешил мне приходить сюда даже без оплаты.
Ван Цин
