Дочь глубин - Рик Риордан
И я сыграла еще одно произведение Баха. Затем «Imagine» Джона Леннона. А еще пару мелодий спустя я разошлась и исполнила свою любимую песню Адель «Someone Like You».
Лампочки на мостике засияли ярче. Клавиши, казалось, нагрелись под моими пальцами. Ноты ложились одна за другой с такой легкостью, будто орган предчувствовал каждую из них.
Затем «Наутилус» вступил со своей партией, добавив мелодии глубины и печали. Я ощутила, что мы начали погружаться.
– Ого, – сказала Ли-Энн. – Глубина сорок метров… пятьдесят. Это нормально?
У меня зазвенело в ушах. Корпус заскрипел, но я продолжала играть.
Я чувствовала, что это наш первый полноценный разговор с «Наутилусом». Он делился со мной своим горем… Может, просил прощения за случившееся с моими родителями. Мы оба потеряли слишком много близких нам людей.
К окончанию песни щеки у меня были мокрыми от слез.
Халима у штурвала выдохнула:
– Мы выровнялись на глубине сто метров. Капитан, кажется, «Наутилусу» слишком понравилась Адель.
На клавиши легла тень. Я и не заметила, когда Джем встал рядом со мной:
– Это было потрясающе, Ана. Ты не перестаешь меня удивлять. – Он протянул мне льняной носовой платок. Где он его нашел? Или он всегда носит его с собой? Как старомодно, но в то же время очень в духе Джема. А может, он просто протирает им дула своих пистолетов.
Еще несколько дней назад я бы выставила его на посмешище, предложи он мне носовой платочек. Но сейчас я благодарно взяла его и промокнула глаза, радуясь, что сижу спиной к мостику.
– Спасибо.
Он кивнул:
– Нет ничего зазорного в том, чтобы давать волю эмоциям.
Я шмыгнула носом. Почему он такой добрый? И почему мне от этого только хуже?
– Я… – Я поднялась на подкашивающихся ногах и положила платок на клавиатуру. – Я буду у себя.
Эстер пришла в каюту через час. Видимо, хотела дать мне достаточно времени взять себя в руки после моего разбередившего душу мини-концерта.
Топ запрыгнул ко мне на кровать. Порядок действий был ему хорошо знаком: когда Ана играла грустную музыку, единственной отдушиной были собачьи ласки.
– Тебе наверняка тяжело, – сказала Эстер, дернув заусенец на большом пальце. – Но это было важно.
Я угрюмо кивнула, хотя и не уверенная, что до конца ее понимаю:
– Кажется, мы с «Наутилусом» разговаривали.
– М-м. – Эстер ушла к дальней стене каюты и прижала к ней ладонь, будто проверяла, где греет. – Это было больше, чем просто разговор. «Наутилус» быстрее исцеляется, когда ты играешь.
– Исцеляется? В смысле… физически?
Эстер склонила голову набок:
– Наверное, это неправильное слово. Но этот орган здесь не просто для красоты. Музыка – это…
– …язык программирования, – осенило меня.
Как я не поняла этого раньше? Я же дельфин, мы специализируемся на языках, но почему-то я упустила эту связь между языком, музыкой и ИИ. Всякий раз, садясь за инструмент, я обучала «Наутилус» новым когнитивным путям, настраивала его операционную систему под свои вводные. У меня в животе затянулся узел ужаса размером с мяч для боулинга.
– Я все испортила?
Эстер так долго обдумывала мой вопрос, что я успела по-настоящему всполошиться.
– Ты изменила «Наутилус», – объявила она. – Слышала об импринтинге?
– Это форма связи. Как у утенка с мамой-уткой, – сказала я.
– Или у животных с человеком, – добавила она. – У собак, например.
Топ завилял хвостом. Он знал слово «собака».
– Хочешь сказать, «Наутилус» как утенок? – спросила я.
– Или ты для него утенок, – задумчиво ответила Эстер. – В любом случае между вами формируется связь. Я думаю, это хорошо. Завтра и узнаем.
– Завтра?
Эстер удивленно посмотрела на меня:
– Нелинья тебе не сказала? Она хочет, чтобы ты вышла наружу и попробовала сделать что-то с корпусом.
Глава 48
– Лейденский мороз, – сказал Джем, пока мы надевали скафандры.
На самом деле он произнес это уже дважды. В первый раз я не среагировала, поглощенная мыслями о последнем кошмаре, в котором я была приклеена к креслу Капитана Немо и беспомощно смотрела, как мостик наполняется зеленой слизью…
– Что, прости? – спросила я.
– Это что-то вроде щита, – пояснил Джем. – Ничего похожего на лейденские пистолеты. Лейденский мороз создает вокруг корпуса слой почти замерзшей воды. – Он сидел на скамейке напротив меня и прилаживал рукава к античному водолазному скафандру.
Нелинья постучала костяшками пальцев по иллюминатору с другой стороны внутренней двери шлюзового отсека.
– Красный рукав к красному клапану, Твен, – сказала она по внутренней связи. – Мы специально для тебя их пометили. И лейденский морозный щит не был предусмотрен для применения в бою.
– Да я знаю, – глядя на меня, Джем демонстративно закатил глаза. – С тех пор как она стала миллиардером-инженером, с ней просто невозможно.
– Я тебя слышу, миллиардер-стрелок, – отозвалась Нелинья.
Джем улыбнулся. Вот уж чего я никогда не ожидала увидеть – чтобы Джем и Нелинья дружески друг над другом подтрунивали.
– Ну так вот, – снова заговорил он, беря в руки шлем. – Лейденский мороз нужен для погружения в условиях экстремальных температур. То есть теоретически «Наутилус» может нырнуть прямо в жерло действующего вулкана, проплыть сквозь лаву, и лодке ничего не будет.
– Ого. – Я уставилась на внешнюю дверь, ведущую в бездну. – «Наутилус», я боюсь представить, какая у тебя была богатая на приключения жизнь раньше!
Подводная лодка ничего не ответила, но с нее бы сталось самодовольно фыркнуть: «О, наивная, если бы ты только знала!»
– Если нам удастся активировать лейденский морозный щит, – продолжил Джем, – он, возможно, сможет рассеивать атаки. Конечно, Немо задумывал его с иной целью – в те времена других судов, оборудованных лейденскими пушками, попросту не было. Но моя теория состоит в том, что именно лейденский мороз сделал «Аронакс» неуязвимым к выстрелам из электрических орудий на базе Линкольн.
Я подумала о размытой ауре вокруг вражеской подводной лодки на экранах наших локусов.
– Ясно. И как нам его включить?
– Я вам подскажу, – сказала из динамика Нелинья. – По правому борту у кормовой переборки – поврежденный проводник. По моим ощущениям, там требуется особый немовский подход, поэтому мы и отправляем тебя, а так, думаю, починить его будет легко.
– Было бы, если бы мы не были на глубине ста метров, – заметила я.
«Наутилус» по неведомой нам причине упрямо отказывался всплывать. Интуиция подсказывала, что ему зачем-то нужно, чтобы мы находились именно в этой точке, хотя, судя по показаниям локуса, вокруг не было ничего примечательного, кроме зияющей пропасти желоба Палау.
– Вы справитесь, – сказала Нелинья. И только потому, что я хорошо ее знала, я смогла
