Черный пепел на снегу - Яна Анатольевна Спасибко
Девушка тяжко вздохнула, переживая, что если она не примет предложение Гришки, то, наверное, так и останется старой девой. И будут в неё перстами показывать, а заодно и в батюшку её, что он-де перестарка вырастил.
Забава перевернула на сковороде поблескивающий маслом блин. Блины она затеяла с тремя разными начинками: с мясом, с творогом и с клюквой в меду. Масленица на дворе, нужно порадовать батюшку, да самой порадоваться.
С улицы послышался шум. Залаяла собака, предупреждая о беде. Первая мысль, что посетила Забаву, была о том, что опять в курятник лиса забежала, уже спасу нет от рыжей бестии, шестерых несушек утащила за зиму. Девушка сурово свела брови на переносице и, вооружившись ухватом, как дубинкой, решительно открыла дверь. Чтобы нос к носу столкнуться с князем.
– Ну здравствуй, красна девица, – улыбнулся ей Всеволод. Нехорошо так улыбнулся, не по-доброму. – Блинки затеяла, а хорошо, поподчивай нас.
За спиной у Всеволода маячила женщина невиданной красоты. Она зло кривила губы, отчего её чуждая этому миру, холодная красота становилась ещё более чужой. Она была отвратительна в своей красоте.
Забава похолодела.
– Князюшка, – взмолилась она, – как же так, Вы же защитник наш, не губите!
Всеволод дёрнулся словно от пощёчины, взгляд, подёрнутый мутной поволокой, начал проясняться.
– Не губите… – бездумно прошептал он, чувствуя, как начинает щемить боль где-то в районе сердца.
– Посмотри на неё, князь, – наконец подала голос женщина. Говорила она тихо, но слова её гремели на всю маленькую избушку, сотрясая воздух и заставляя его вибрировать на коже, – посмотри на неё. Как она хороша. Неужто ты думаешь, что она посмеет отказать князю?
– Не посмеет, – на лице Всеволода начала расцветать злая улыбка. – Иди сюда, красавица.
Забава в панике метнулась в сторону распахнутой настежь двери, но куда ей до тренированного князя. Он обхватил её за талию и повалил на земь. Удар об пол вышиб воздух из лёгких девушки, и она в отчаянии забилась, пытаясь высвободиться.
Всеволод поднялся, поднял девушку, крепко держа её, однако чуть повыше локтя. Астрид же вгляделась в испуганные зелёные глаза и приподняла лицо девицы за подбородок, с отстранённым любопытством рассматривая его. Не удивительно, что Всеволод на неделе приметил её. Глазищи большие, глубокие, как омуты, насыщенно травянистого цвета. Носик тонкий, дерзко вздёрнутый вверх, губы пухлые, брови хорошо очерчены, коса толстая, соломенная. Таких славянок восточные ханы покупали по весу золота.
– Сильна, – констатировала она, прикоснувшись к силе девушки, – научить тебя было некому. Ну ничего, мне же проще.
Вёльва посторонилась, давая князю дорогу, чтобы тот вывел девицу из избы. Забава попыталась сопротивляться, а то и закричать, но голос её совсем пропал. Она только открывала рот, как рыба, выброшенная на берег, и не могла ничего произнести. Руки и ноги стали словно ватные.
Её вытащили во двор, и сначала князь помог взгромоздить её поперек седла, как тюк со скарбом. Лука[18] седла больно упиралась в живот, а сама девушка не могла ни пошевелиться, ни закричать. Ей оставалось только глотать злые слёзы отчаяния.
Они ехали по окраине Новгорода, и всё же у неё оставалась надежда, что хоть кто-то обратит внимание, крикнет стражу. Но их словно не видели. Да и видели б… Стража-то всё равно князю подчиняется.
По ощущениям Забавы они ехали целую вечность. Она, не зная, чем себе помочь, молилась про себя. Хотела вслух, но слова застревали в горле. В какой-то момент страх её стал нарастать ещё сильнее, накатывая волнами вместе с отчаянием и вселенской тоской. Она не могла рассмотреть, куда её привезли, но понимала, что это конечная точка не только в их пути, но и в её короткой жизни.
Забаву достаточно грубо стащили с лошади, и она упала в сугроб. Холод снега обжег её и странным образом придал сил. Девушка вскочила на ноги, превозмогая боль в задубевшем теле, и в спешке огляделась.
Князь словно даже обрадовался тому, что она нашла в себе силы хотя бы для такого сопротивления, его глаза горели охотничьим азартом, он с готовностью включился в игру.
Вёльва зло скривила губы, недовольная тем, что желанная жертва так быстро пришла в себя. В своём воображении она уже успела почувствовать вкус силы, которая течёт по венам девушки, столь неосмотрительно попавшейся на глаза князю. Она вытянула руку в сторону Забавы и сжала кулак. Девица захрипела, не в силах сделать вдох. Этот кулак словно пережимал её, Забавы, горло. Она упала на колени.
Вороной конь, что был под вёльвой, взбрыкнул, и та, чтобы удержаться в седле, вынуждена была ослабить хватку. Забава глотнула холодного воздуха, отчего у неё перед глазами поплыли радужные круги.
– Ах ты, тупая скотина! – зло прошипела Астрид, замахиваясь на коня.
Тот косил на свою наездницу злым фиолетовым глазом, хрипел, изворачивался, чтобы укусить хозяйку. Забава, поняв, что на неё пока никто не смотрит, предприняла отчаянную попытку к бегству. Умом понимая, что в тяжелом сарафане, по снегу ей далеко не уйти от всадников. Она побежала прочь, просто потому что могла.
Князь было ринулся за ней, но вороной жеребец словно взбеленился. Он встал на дыбы, размахивая в воздухе копытами, и медленно повалился на спину, подминая своим немалым весом вёльву.
Астрид почувствовала, как хрустят её кости, и всё же изо всех сил вцепилась в луку седла, пытаясь снова взять контроль над телом и разумом Ингве, но тот был словно глух к её потугам. Он не без удовольствия прокатился своей могучей тушей по вёльве и попытался встать, сбросив её с себя. Но та крепко держалась в стременах.
Тогда он закрутился волчком на месте, силясь извернуться и укусить наездницу, а то и совсем сбросить её с себя. И когда у него это почти получилось, почувствовал резкую боль от вонзившегося в уголки губ грызла. Жеребец взвизгнул и на мгновение замер, пойманный за узду князем. Тот держал жеребца железной хваткой. Раскрасневшийся и тяжело глотающий воздух, он даже на миг позабыл об убегающей девке. В таком восторге он находился от того, что поймал, укротил коня.
Этот жеребец восхищал Всеволода с первого дня, как он его увидел. Статный, вороной, злой. Он стал бы верным другом для сильного и свирепого воина. Но он же и немного пугал его. Слишком осмысленным взглядом, хитростью. Он не раз ломал стойло, пугал конюхов, гонял других лошадей, и иногда людям казалось, что делал это с каким-то извращённым удовольствием.
И сейчас князь почувствовал своё превосходство. Он, Всеволод, поймал могучее животное, ещё не приручил его, но
