Юрий Никитин - Придон
– Сколько взяли с собой?
– Ряска, как я уже сказал, личную сотню, все свое войско оставил здесь… Простите, он передал его под управление мне, а вот Далич…
– Ну-ну, говори. Теперь уже ничего не изменишь.
– Далич взял с собой тысячу панцирной конницы.
Со стороны половины поля артан послышались резкие звуки боевых рогов, зазвучали большие боевые бубны. Артане запели походную песню, тысячи могучих мужских голосов звучали красиво и торжественно. Вишневич ощутил, как всего осыпало морозом, а тело ослабело. Эту песню написал, как говорят, Придон, а в ней так подобраны слова, что одних делают втрое сильнее, а других ввергают в пыль, прах…
– К бою! – прокричал он. – Решается судьба Куявии!
* * *И снова перед железной стеной куявов вырос вал из трупов, словно куявы принимали жертвы в честь бога войны. Озверевшие артане подхватывали мертвые тела и швыряли на выставленные копья, тем самым пригибая к земле.
Бой длился почти до полудня, наконец артане раскололи главный полк и погнали обе половинки, убивая скачущих в спины. Вишневич сумел удержать ближайшую тысячу, это были самые закаленные в прошлых битвах воины. Прекрасно вооруженные, храбрые, они дрались мужественно и хладнокровно. С артанами уже сталкивались и понимали, что бегство – неминуемая гибель, артанские кони намного быстрее, догонят всех и каждого, а удар в спину ненамного лучше смертельного удара в грудь…
Да и сами артане совершили ошибку, окружив тысячу Вишневича плотным кольцом. И захотели бы куявы броситься в бегство, артане заставляли сражаться. Куявы, сомкнувшись щитами, умело и мужественно отражали атаки, вокруг их железного отряда постепенно поднимался новый вал трупов, кольцо сжималось, наконец эту группу заметил Придон, повернул коня и с разгона врезался в плотный строй врага.
Пыль поднялась сухая и ядовитая, потные лица превратились в жуткие маски. Слышались хрип, лязг, короткие стоны, треск щитов, звонкие удары железа по железу. Раненые падали с коней, но и там, на земле, продолжали драться, обломками мечей и ножей, схватывались врукопашную, били друг друга кулаками, душили, коням снизу вспарывали животы.
Придон рубился остервенело, его руки без устали наносили удары, и после каждого рассеченное тело падало с коня, в воздух взлетали отсеченные руки, головы, а он продвигался еще на шаг, еще, а с другой стороны доносился могучий рев Аснерда, тот прорубывался навстречу.
Как волны в прилив заливают остров, так и от отборной тысячи осталась верхушка, где Вишневич сам размахивал мечом, наносил удары и принимал на щит, на доспехи, уже погнутые, на треснутый шлем. Около двух десятков воинов окружили, закрывая телами, никто не пытался вырваться из окружения, не просил пощады, дрались молча, умирали молча.
Придон страшными ударами разметал защиту, бешеные глаза отыскали Вишневича. Тот дрожащими от усталости руками вскинул меч.
– Сдавайся! – крикнул Придон. – И будешь пощажен!
– Знаю я ваши пощады, – прохрипел Вишневич. Он замахнулся мечом. – Иди к Ящеру…
Придон ударил обухом топора, Вишневич свалился с коня как подкошенный.
Оставшихся добили быстро и жестоко. Придон огляделся с седла. Повсюду артанские отряды преследуют бегущих, убивают, убивают, убивают. Если в самой битве пала треть куявов, то в бегстве будут уничтожены все. Почти никому не удается уйти, но все же бегут, бегут, подлые и трусливые души…
Но здесь, где пала эта тысяча Куявов, вокруг них вал из трупов артанских воинов, да и дальше, когда все время стягивали петлю, каждый шаг был залит артанской кровью. Трупы истоптаны копытами, павших не узнать, все до половины погрузились в кровь, что тяжелыми красными волнами заливает все вокруг, струится вязкими ручейками.
Земля пропиталась кровью, чавкает под копытами, запах тяжелый, гнетущий, едкий. Придон обвел грозными очами место схватки, прорычал:
– Видишь, злобный волк, сколько крови пролито по твоей вине?
Вишневич, сидя на земле, прошептал:
– А не ты ли ее пролил?
– Если бы ты бросил меч, – отрезал Придон, – они бы тоже бросили. И остались бы живы!.. Эй, взять этого старого дурака! И – распять у дороги, чтобы все видели.
Он повернул коня, за ним двинулись молчаливые герои, забрызганные кровью с головы до ног.
* * *Победителем считается не тот, кто убил больше врагов или лаже разгромил его, а тот, за кем остается поле боя. Куявы на этот раз сражались неплохо, только в конце все испортили, бросившись в бегство. В любом случае поле осталось за артанами, остатки куявского войска вылавливали и безжалостно истребляли в рощах, оврагах и буераках, а на огромном поле главной битвы добивали раненых и грабили брошенные шатры.
Из военачальников уцелел только Ряска, они с Даличем успели к обозу, когда артанский отряд уже настиг, остановил и принялся за грабеж. Женщин насиловали, сдирали с них ожерелья, вырывали золотые серьги, снимали кольца. Охрана лежала вся перебитая, а из увлеченных грабежом и насилием артан мало кто успел добежать до коня.
Однако бой сумели дать жестокий. Никто не спасал жизнь бегством, как принято у куявов, каждый дрался яростно и, будучи даже в одиночестве, в бешенстве бросался на целый отряд.
Перебить артан удалось с большим трудом. Из сотни Ряски полегло две трети, погибла и половина отряда Далича с ним во главе, а остальные, слишком измученные, чтобы разговаривать, лишь слабо приподнимали мечи при виде Ряски, салютуя и молча признавая старшим.
С обозом Ряска отправил сотню воинов для охраны от разбойников, а сам спешно повел остатки своего объединенного войска к Белой Веже.
Ночь застала на полпути, прятались в роще, выставив охрану, а на рассвете двинулись со всей скоростью, какую удалось развить. Они были на грани изнеможения, когда вышли к реке, а вскоре на горизонте замаячили знаменитые кручи, где широкую реку стиснули скалистые берега. Справа над самой рекой гордо возвышалась массивная крепость.
Белая Вежа давно уже перестала быть вежей, разросшись в большую крепость, да и белой осталась самая первая башня, все годы потом строили из серого и темного гранита, в ход также шел красноватый камень с розовыми прожилками, из ближайшей каменоломни везли массивные глыбы черного гранита с вкраплениями желтого и даже оранжевого цвета. Крепость перестраивалась, с каждым разом становилась все массивнее, неприступнее, а стены поднимались выше. Как водится в таких случаях, в крепости сперва обитал только гарнизон, затем появились собственные кузни и оружейные, чтобы на месте ремонтировать доспехи, потом булочные, а там как-то сами по себе наросли домики, появились семьи, под защитой стен крепости дома становились все богаче, добротнее, появилась своя знать, свои песиглавцы и свои беричи.
