Юрий Никитин - Придон
– Все в порядке… – прохрипел Щецин. – Что… на поле?
– Идет бой, – сказал Крок торопливо. – Уф, хорошо, что ты цел… Волик погиб, но мы раскололи войско. А потом еще… и еще…
Щецин приложил ладонь козырьком ко лбу. Все поле затянуло, как туманом, желтой пылью. То и дело вырывались кони с опустевшими седлами, выносили всадников с залитыми кровью лицами. Небо стало желтым, солнце светило тусклым пятном, но в пыльном облаке часто и страшно блистали металлические искры, оттуда несся неумолчный лязг, грохот, доносилось ржание коней.
В лагерь иногда возвращались покрытые пылью и кровью воины, хватали взамен расколотых топоров или копий целые и снова устремлялись в это пыльное облако.
– Что слышно от Придона?
– Сейчас ударит слева, – ответил Крок. – Его передовые отряды уже подошли. Вот-вот ударит Аснерд, он закрывает дорогу к отступлению. Нам нужно продержаться…
Щецин выкрикнул зло:
– Что значит «продержаться»? Мы должны их разгромить! Если понадобится, то и сами!
Он подхватил с земли чей-то топор, рукоять в засохшей крови, конь ощутил страстное желание всадника и ринулся в сторону побоища. Крок вскрикнул с осуждением и одновременно с восторгом, не всякий может бахвалиться таким отцом, пришпорил коня и помчался следом.
Облако надвигалось, все громче стучали топоры, звенело железо, кричали воины. Здесь, в пыли, вместо солнца по небу плыл размытый тусклый диск, намного ярче блистали мечи, топоры, а череп трещал от крика, грохота, лязга и страшных хрипов. Со всех сторон выныривали покрытые пылью лица, похожие на звериные морды, споря с блеском топоров, блестят зубы и белки глаз.
– Артания! – заорал Щецин яростно и врубился в те ряды, где тела тускло блистали металлом.
* * *Придон несся на горячем коне в первом отряде. Он и ворвался сразу же в куявское войско, едва завидел стройные ряды людей, закованных в железо с головы до ног.
Куявы не успели ни развернуться, ни даже опомниться, как он уже рубил, опрокидывал, повергал. Топор в его руке рассекал любые доспехи, как будто те из сочных листьев. За ним врубилась его сотня, гордая тем, что напала на целое войско – когда еще подойдут остальные! – можно будет рассказывать дома, а все будут ахать: сто против пяти тысяч!
Придон рубил во все стороны, перед ним расступались в страхе, как перед богом войны. Даже потеряв неуязвимость, он оставался героем, чья мощь равна сотне рядовых воинов, на него набрасывались со всех сторон, но он разбрасывал уже не воинов, а разрубленные тела, за ним двигались его отборные богатыри, их может остановить только собственная усталость, а не жалкие куявы, ослабить богатырские замахи может только свинцовая тяжесть в руках, жар в черепе и рвущееся из груди сердце.
Рядом взмахивали топорами, стараясь опередить, Ральсвик и Меклен. Их отряды остались далеко позади, оба старались закрыть Придона собой, принять удары на себя, но Придон проламывал оборону куявов первым, а они вынужденно шли следом, расширяя щель.
Везде, где прошел Придон, лежали горы трупов, и везде, где дрались его богатыри, поле оставалось покрыто мертвыми телами. Битва разъединила их, сошлись уже к вечеру. Дрались без устали, пока солнце не зашло, а на смену не поднялась луна. Поле уже помертвело, везде горы трупов, по раскисшей от горячей крови земле скользят копыта, красные ручьи бегут в низины, а там сливаются в реки.
Но и тогда они дрались на измученных конях. Дыхание их вырывалось жаркое, с хрипами.
* * *Где-то к полуночи Вишневич ощутил, что уступает артанам. А их войска все текли в ночи, словно черное половодье, сменяли усталых бойцов. Куявы же, которым не было смены, медленно отступали. Наконец небо настолько потемнело от пыли, что бойцы перестали даже различать кончик своего топора или меча, и битва постепенно затихла.
Он отпустил усталых телохранителей, вернулся в шатер и велел позвать сыновей. Их у него было трое, но младший остался дома, слишком мал, а двое дрались наравне с рядовыми воинами.
– Сирома, – сказал он, – и ты, Клест… сегодня же ночью уйдете из лагеря.
Сирома кивнул молча, он всегда все выполнял беспрекословно, а Клест спросил настороженно:
– Куда? Зачем?
– В нашу крепость, – ответил Вишневич тяжелым голосом. – Уйдете так, чтобы никто не узнал. Я не хочу всяких слухов… Да-да, я забочусь о всем войске, но кровь моих детей мне дороже. В крепости тоже не оставайтесь, вы видели артанскую мощь.
– Отец, – спросил Клест шепотом, – что ты задумал?
– Возьмете брата, всю семью, – продолжал Вишневич, – и сразу же спешите в Куябу. Ее артанам не взять, а здесь они захватят все. Постарайтесь ничего с собой не брать. У артан быстрые кони, а если у вас окажется что-то ценное, эти дикари издали чуют добычу…
Клест неверящими глазами смотрел на отца, всегда железного, невозмутимого, а сейчас раздавленного, с поникшими плечами.
– Хорошо, отец, – сказал Сирома, а Клест спросил угнетенно: – Почему ничего не говоришь о себе?
– Я остаюсь, дети мои, – объяснил Вишневич. – Что делать, это моя земля, мои люди, мое войско. Я должен разделить с ними его судьбу. Вы отомстите за меня, знаю.
– Отец!
– Вы не должны горевать, – сказал он твердо, – когда услышите, что ваш отец пал в бою…
– Отец! – повторил Клест. Глаза его влажно заблестели, он бросился к отцу, обнял, прижал к груди. – Отец, как ты можешь…
– Могу, – ответил он с нажимом. – Как будто, не сложи я голову завтра, остался бы бессмертным!.. Нет, просто испустил бы дух на роскошном ложе. Какая разница?
Клест почти выкрикнул:
– Есть разница!
– Ты говоришь как женщина, – упрекнул Вишневич мягко. – Да, в этом я понимаю артан. Почему у нас в Куявии полагают, что в постели умереть – хорошо? Не понимаю! Мужчины стремятся жить красиво… и умирать тоже должны красиво. Вы можете гордиться отцом.
Они обняли его по очереди, заплакали и ушли. Он тоже чувствовал, что по щекам бегут струйки кипящей смолы, которую обрушивают на головы врага жители осажденных крепостей.
* * *Вишневич после ухода сыновей долго сидел в угрюмом молчании в шатре. Стражам сказал, что будет думать над планом завтрашней битвы, пусть никто не беспокоит зря. На самом деле просто отдыхал, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза.
Какой план, все и так ясно, с утра артане ударят с еще большей яростью. Только бы войско устояло, не обаранилось бесполезным бегством. Правда, можно оставить руководство на кого-то из военачальников, есть несколько очень толковых, а самому с сотней верных людей постараться выбраться еще до начала битвы. Пусть войско гибнет, в Куявии народа много, всегда можно набрать еще, были бы деньги, а деньги есть. И в Куябе, и в разбросанных по стране владениях. Вот сейчас позвать бы личную охрану, велеть седлать коней…
