Брюсова жила - Василий Павлович Щепетнёв
Все легли – чтобы не высовываться. Обычный глаз их с трех метров не заметит.
А не обычный?
Ковер потихоньку, по вершку отполз от оврага и углубился в бурьян уже в десяти метрах от края.
Все лежали, еле дыша. Потому что слышали – кто-то идет по оврагу. И не разобрать, кто. Ясно, не человек, люди так не ходят.
А это и не люди. Показалась морда, горящие глаза. Вурдалаки!
Выглянули, осмотрелись, и пошли дальше оврагом. Три вурдалака, двое покрупней, один помельче. Захарьинские? До Захарьинки далеко, но и вурдалаку полста верст – не так и много. Особенно, если здесь их накормят.
Вот, какая, оказывается, в лагере охрана.
Нет, другие это, и двигаются иначе, и вообще, – решил Санька. Не хотелось ему, чтобы те вурдалаки были на службе у жучар.
Как они нас не учуяли? Те бы учуяли. А эти? Ну, все-таки десять метров – расстояние немалое. Во-вторых, на землю они не опускались, следов не оставляли, а от ковра какой дух, пустой, вурдалака не волнующий.
– Верховой нюх у вурдалаков слаб, – подтвердил едва слышным шепотом (для стрельца едва слышным!) Корнейка. – Да и ветер здесь сильный. От них.
Ветер? Санька прислушался. Воздух был недвижим, но он начал чувствовать поток, ровный и сильный. То самое поле, между Брюсовой Жилой и Могилой Колдуна.
Медленно-медленно ковер поплыл над бурьяном. В темноте что выдает? Движение.
Но если так медленно лететь, мы к лагерю не раньше полудня прибудем.
Ан нет, летели они не к лагерю.
Посреди поля оказался круг поваленного бурьяна. На бурьян и опустился ковер. Минуту опускался, вот как медленно.
– Круг – это навьгородские штучки, вентиляцию устраивали, – опять прошептал Корнейка. – Граница лагеря в тысяче трехстах шагов к западу.
– Полетим? Пойдем? Поползем? – столь же тихо спросил Пирог.
– Работничка пошлем, – Корнейка вынул из кармана яйцо. По размерам – чисто куриное, но даже ночью видно было, что не простое оно. Яйцо светилось, не ярко, но несомненно.
– Золотое?
Корнейка кивнул, прижал палец к губам. Нечего болтать, когда вурдалаки рядом. Вурдалаков он боялся не очень – все-таки их четверо, при оружии. Но ведь где три, там и восемь. Шум поднимут. А если хливкие шарьки налетят?
Он пригляделся со всем старанием. Нет, шарьков пока не видно. Но опять, это ж дело минутное…
Пирог тоже смотрел в оба. Ну, ему-то тяжелее – и полет внове, и вурдалаки внове, а шарьков он прежде не видел.
Корнейка подполз к краю ковра. Тут, в центре круга поваленного бурьяна их видеть издалека не мог никто.
Вблизи – иное дело.
Корнейка положил яйцо на край ковра. Не положил даже, а поставил на тупой конец.
И яйцо не упало. Прошла минута, другая – и легчайший стук показал, что пришло время появиться цыпленку.
Он и появился спустя ещё шесть минут. В отличие от обыкновенных цыплят был он необычайно бойким. И светился – малиновым пламенем.
Корнейка взял его в ладони (то ли огонь холодный, то ли Корнейка нечувствителен к огню), поднес ко рту, то ли обогреть (это огненного-то?) то ли просто подышать над ним – ну, точь в точь как любая хозяйка в Норушке. Потом он выпустил цыпленка. И тот бойко побежал в сторону лагеря.
Ага! Вот что это такое: подпустить красного петуха! Тогда и сказка про курочку Рябу, получается, не про золото, а совсем про другое.
Они опять поднялись, теперь повыше, метров на сорок над землей. Так высоко они прежде никогда не забирались. Хорошо, стрельцы высоты не боятся, и голова у них не кружится. А если на километр? Можно и на километр, решил Санька. Лишь бы не перевернуться. Но ковер стоял неколебимо.
Отдаляясь от них, цыпленок не уменьшался, напротив – рос, и бурьян не мог его заслонить. Бежал он – как бегают обычные цыплята Через сто шагов был он с двухмесячного цыпленка, и уже светло-малинового, через триста – с молодого петушка-полугодка ярко-красного цвета, и бежал резвее прежнего, а к лагерю подбежал уже золотистый петух в полном расцвете сил. Хоть расстояние было и не маленьким, Санька отчетливо видел и огненный гребешок, и шпоры, от которых отлетали ярко-голубые искры. Но по всему его пути не затлело ни травинки. Аккуратно бежал петушок.
Сверху лагерь представлялся скоплением кубиков. Кубик – палатка, четыре кубика – столовая. Горели лампы бледного, «дневного» света.
Видно не было никого – ни людей, ни вурдалаков, ни каких-нибудь особо непонятых существ. Даже пацанов-переметчиков, Тихого Федора, Проньки и Мишки Волкова не было видно. То и плохо. Своих бы не задеть. А они пока свои, нутром наши, норушкинские, а к поджучарников случайно прислонились, польстясь на внимание, ласку и тайну. В норушке кому они нужны? Никому, если честно. Кроме родителей, понятно. А поджучарники им дело доверили ответственное. Форму дали. Деньги, наверное, дают, да не просто деньги, а зарплату. Значит, и они не просто пацаны, а кормильцы. Мужики, серьезные люди. Вот и чирковские на коробочки клюнули – вроде как работа, а они, получается, рабочие. Эх, их бы – да и остальных всех – по-настоящему бы к делу приспособить. А какое дело, если мужики без работы? Стекла у машин мыть, как по телевизору рекламируют?
Странные у него мысли – на высоте сорока метров от земли.
А у него всегда такие мысли. Он-то стрелец, с пути не собьется, а остальные?
Вести за собой? А куда?
Петух тем временем прибежал к столовой.
И здесь на него набросились черные кляксы. Иначе он и описать их не мог. По форма – кляксы, по цвету – совершенно черные. И ещё – они казались очень холодными.
– Крионы… – озабоченно сказал Корнейка. – К пожарам в лагере приготовились на славу. И не только к пожарам. Придется коврик приспособить к высшему пилотажу…
Как, Санька спрашивать не стал. В ковре образовались дырки. Даже не дырки, это слишком просто. Отверстия. Штанины И ещё – ремни безопасности, выросшие невесть откуда. То есть откуда – понятно, из того же ковра.
Корнейка прежде всего обезопасил Джоя. Тот покорно, даже с облегчением просунул лапы в отверстия и дал прикрепить себя ремнями. Потом Корнейка укрепился и сам.
Глядя на него, маневр повторили и Санька с Пирогом. Что ж, уверенности поприбавилось. теперь если качнет, да что качнет, перевернет, не вылетят. Ноги в штанинах сидели цепко, не вытряхнешь. А руки свободны. Впрочем, если что, можно вцепиться в
