Из глубин - Вера Викторовна Камша
Глава 1
ТАЛИГОЙЯ. РАКАНА (б. ОЛЛАРИЯ)
399 год К.С. 21-й день Осенних Волн
1
Проклятая духота – горячая, вязкая, неподвижная. Гельбе считают севером, но лето здесь жарче, чем в продуваемой всеми ветрами Эпинэ. Правда, длится недолго – пару месяцев, и все!
Гельбе?! Что он здесь позабыл? Разве что молодость и спокойную совесть. Теньент Эпинэ твердо знал, где – свои, а где – чужие. Маршал Эпинэ не знает ничего.
Приподнявшись на локтях, он выглянул из-за горячих камней и увидел радугу! Семицветная арка поднималась из-за Лауссхен и уходила куда-то в холмы.
Темно-серое, предгрозовое небо, ослепительный свет невидимого солнца, каменистые проплешины в полумертвой траве, на миг ставшие слепяще-белыми, запах пыли и отцветающего полевника, а над всем этим – колдовская арка… Радуга – это ворота в Рассвет. Или не в Рассвет, какое это имеет значение, ведь до них все равно не добежать.
…Всадник вырывается из-за низкой гряды и наметом мчится по притихшей равнине, топча пыльные лиловые плети. Какой карьер! Гривастый буланый зверь не бежит, а летит, лишь слегка касаясь копытами жаркой, дрожащей над землей дымки. Это не торский увалень, это полумориск, если не мориск! Откуда?
Буланый перескакивает иссохший ручей, замирает на краю извилистой трещины и вновь несется в лиловые от полевника холмы. Мимо одинокого дерева, мимо большого белого камня с черной отметиной, мимо холма, на котором они так ловко затаились.
– Повод! Выбери повод!!! – Альберт Ноймаринен, забыв, что они в засаде, вскакивает во весь свой фамильный рост, размахивает руками.
Всадник не слышит. Или не понимает. Или не желает понимать. Ошалелый от бега мориск рвется к радужным воротам. И к смерти, что караулит на гряде. Глупой, пошлой, ненужной!
– Назад откинься! Слышишь, ты?! Плечи назад!
Когда он понял, что неизвестный гонится не за радугой, а за смертью? Когда тот не повернул головы на крик Альберта? Или чутье наездника подсказало: это не конь несет растерявшегося седока, а рехнувшийся наездник гонит буланого на дриксенские пули. Дурак! Дурак и мерзавец!
– Ты куда?! – этот вопль предназначен уже ему, этот и все последующие, но с ним ничего не случится. Скорее всего…
– Стойте!
– Что ты делаешь?!
– Монсеньор!
Стук копыт, сумасшедшее солнце бьет в глаза, крики удаляются, тают в пыльном мареве. Пыль, какая же здесь пыль! А буланый хорош, и он впереди, слишком впереди. Времени на погоню нет: дриксы – не слепые. И не святые.
Вытянутая в сумасшедшем беге опененная шея, бьющая по ветру грива, черный мундир, алые перья на шляпе – парадные перья! Дурак, не все ли равно, в чем подыхать? Копыта колотят белые камни, сбивают полевник, льнянку, отцветшие колокольчики. Еще пять минут, и он догонит, но этих минут нет – сейчас буланый перескочит еще одно русло, и всадник превратится в мишень. В отличную мишень… Сто́ит ли человек коня? Конь не ударит в спину, не возликует от чужой боли, не обманет… Закатные твари, зачем он это делает. Для кого?!
Самоубийца уходит вбок… Хоть в этом повезло, иначе пришлось бы самому… Заходит на прыжок, только прыжка не будет! Леворукий бы побрал чужие пистолеты! Рука после выстрела как неживая…
Буланый спотыкается, передние ноги подгибаются, бедняга ныряет мордой вниз, в пыльно-лиловые волны. Круп забрасывает влево. Проклятье, горе-ездок не успел бросить стремена и оказался под конем! Если седельная лука пришлась на живот, буланый погиб зря.
Дриксы, как пить дать, решили, что фрошеры подбили перебежчика. Попробуют перехватить? Струсят? Радуга погасла… Альберт вывел своих, скоро здесь будет сотня ноймаров, значит, «гуси» струсят. То есть не сочтут нужным, и правильно: игра не стоит свеч.
Цветы и кровь… Сколько раз он это видел – алые брызги на лепестках – белых, желтых, синих? Лишь на маках крови не видно, на красных степных маках, но они здесь не цветут.
Буланый мертв. Дурак в парадном мундире шевелится и стонет. Сел! Молодой, как и следовало ожидать, и лицо знакомое, даже слишком. Откуда он здесь? Гельбе – неподходящее место для столь важной персоны. Персоны должны сидеть в столицах и слушать умных людей.
Так, мы окончательно очнулись и ненавидим? Ну-ну, выжить – это еще не самое страшное. Иногда бывает и хуже.
– В следующий раз, граф, когда соберетесь кончать с жизнью, извольте доложить по всей форме. Я отправлю вас туда, где от вашей трусости будет польза.
Шорох, потом стук, словно по дереву. Дверь? Откуда она в Гельбе? Оттуда же, откуда в Олларии дубовые головы! Лэйе Астрапэ, ему когда-нибудь приснится что-нибудь приличное?
– Господин маршал, к вам господин военный комендант.
– Хорошо.
Трубы на соседних крышах светятся, значит, где-то есть солнце. Неужели Никола отыскал поставщиков, рискнувших связаться с благородными эориями, и если нашел, где взять золото? Не заплатить тем, кто рискнул, – к весне остаться без продовольствия, а сюзерен отдает долги разве что обойщикам и портным. Продать особняк? Сейчас в Олларии домов не покупают…
– Монсеньор! – Маленький генерал, в порядке исключения, светился заодно с печными трубами. – Прошу принять меня по неотложному вопросу.
– И сколько хотят господа негоцианты за мясо и вино?
– Монсеньор, – Карваль смутился, невиданное зрелище, – ваше поручение по пополнению запасов еще не выполнено, но до конца праздников мы протянем. Мы бы продержались и дольше, но… Ракан хочет, чтоб в день коронации били винные фонтаны, а на перекрестках жарились мясные туши.
Этого еще не хватало, мало того, что половину запасов придется выкинуть кошкам под хвост, так еще и пьянки на улицах. Альдо полагает, что подданные, напившись на дармовщину, его возлюбят, а они полезут бить морды солдатам и цивильникам. Всего же муторней, что мысль о празднике подкинул сюзерену он.
– Фонтаны? Глупость какая, – Эпинэ уже привычным жестом прикрыл глаза, надо все-таки иногда высыпаться, иначе если не околеешь, то отупеешь. – Так что вы хотели мне сообщить?
– Герцог Окделл и герцог Придд дрались на дуэли в Старом парке, – отчеканил Никола. – Оба ранены, причина ссоры неизвестна.
Вот уж воистину нашли время!
– Раны серьезные?
– Герцог Придд получил сквозную рану в бедро, потерял много крови, но ничего серьезного. Если не будет заражения, скоро встанет. Герцог Окделл ранен в руку. Рана довольно неприятная, лечение будет долгим.
2
Еще вопрос, кто был несносней – худющий лекарь с масляными глазками или Наль, раскудахтавшийся, как целый курятник. Больше всего Дик хотел закрыть глаза и не видеть ни первого, ни второго, но едва он попытался это сделать, кузен взвыл, что «герцог потерял сознание». Мало того, дурак принялся махать у самого носа Дика палеными перьями, чего юноша не терпел с детства. Да и падать в обморок от раны, нанесенной Спрутом? Увольте!
Что-то острое с силой
