Время ветра, время волка - Каролина Роннефельдт
– Ох, святые трюфели, он бредит! – воскликнула Гортензия.
Остальные молчали, с нарастающим беспокойством вглядываясь в темную ленту живой изгороди. Тропа виднелась вдали, мрачная и безмолвная, готовая вскоре растаять в быстро сгущающихся сумерках.
– Что это за теленок? – спросил Биттерлинг. – Помнится, что у Кремплингов была стельная корова. Красивая, темно-коричневая – гордость и радость Пирмина. И этот теленок тоже коричневый.
Звентибольд не доверял больше никому, не только призракам из потустороннего мира.
– Вы совершенно правы, господин Биттерлинг. Муни – теленок Кремплингов, – без колебаний ответил Энно. – Я взял его, украл, если хотите. Но, быть может, я спас его, потому что это замечательный малыш, а ему грозила отвратительная, бессмысленная смерть, от которой я и хотел спасти невинного бычка.
– О чем ты? – вмешалась Тильда. – Все знают, что Кремплинги заботятся о своих животных. Как и все жители Холмогорья.
Энно на мгновение замолчал, печально почесывая пушистый лоб Муни.
– Фиделия хотела загнать теленка в Черные камыши, чтобы принести его в жертву тем, кто похитил Блоди, – сказал он. – Муни родился в ту же ночь, когда исчез квенделенок. В Волчью ночь, как вы ее называете. Фиделия считает, что это важно – отдать жизнь за жизнь, даже если ей нечего предложить болоту в обмен на сына, кроме теленка.
– Принести животное в жертву на болоте – это древний обряд, пришедший из глубины веков, – мрачно сказал Одилий. – Откуда Фиделия об этом знает и почему она уверена, что из этого что-нибудь получится?
Энно устало пожал плечами.
– На ферме Кремплингов хаос. Я остался, потому что Пирмин попросил помочь с работой в конюшне. Но на самом деле он не хотел меня отпускать, потому что я видел Блоди и бледного мальчика в тумане. Никто не верил Кремплингам, все их сторонились, потому что в Звездчатке страх гуляет из дома в дом, как простуда. Наверное, Кремплинг нарочно позволил мне сбежать с теленком, потому что три дня назад незадолго до полуночи ворота фермы вдруг оказались открыты. Пирмин подозревал, что Фиделия не передумает и осуществит свой жестокий план.
Он вздохнул, не замечая, что слушатели теперь смотрят на него с жалостью.
– Я взял старый плащ, а Муни завернул в одеяла, чтобы его не сразу узнали, если мы столкнемся с кем-нибудь ночью. И чтобы малыш не замерз, ведь разлучать его с мамой было так больно. Мы добрались до Вороньей деревни, и я понял: дальше пойду по тропинке в живой изгороди, потому что я ужасно устал ловить теленка, который хотел домой, – завершил печальный рассказ Энно.
Словно поняв, что речь идет о нем, маленький бычок снова дернул за веревку. Энно споткнулся и едва не упал, но Карлман остановил Муни, схватив за недоуздок.
– Осторожно! – крикнул старик Пфиффер, уворачиваясь от падающего рядом с ним шеста с тыквой. Мельник схватил бывшего конюха за руки и крепко поставил на ноги.
– Бедняга едва жив, еще немного – и свалится без сил. Отвяжите его от теленка и несите к нашей повозке. А Муни мы привяжем к задку, – решила Гортензия.
Привалившись к плечу Уилфрида, Энно поднял голову.
– Случится что-то ужасное, – прошептал он едва слышно, а потом поник и потерял сознание.
Энно уложили между Хульдой и Бульрихом. Встревоженные квендели не могли не думать о его словах.
– Держи этот мешочек с травами у него под носом, – попросил Хульду старик Пфиффер, протягивая ей небольшой сверток, от которого веяло пряным ароматом, таким же, как в комнате больной Бедды.
– Ох, дрожащие поганки, с ним будет то же, что с мамой? – встревожился Карлман.
– Нет, – Одилий покачал головой, – он просто устал, на него давят только воспоминания и рассказы, а это тяжело, особенно когда остаешься один в темные времена.
Привязав веревку Муни к повозке из Краппа, все поспешно вернулись на свои места. Отныне мельник Уилфрид ехал рядом, потому что теленку было спокойнее возле пони. Маленький отряд продолжил путь, но на этот раз в полном молчании, прислушиваясь, не раздадутся ли звуки, которые описал Энно.
Сначала ничего не происходило, они просто катили вдоль живой изгороди по зловеще черным окрестностям, пока стена не закончилась там, где тропинка сливалась с дорогой – этого места квендели загодя боялись. Дождь превратился в мелкую морось, но ветер не унимался, налетал порывами, которые били по ушам, словно сырые тряпки, хотя это уже никого не беспокоило. Голова Энно покоилась на коленях Хульды; глаза его были закрыты – в обмороке он или спит, сказать было невозможно. Время от времени она помахивала перед его лицом мешочком с травами. Но гораздо интереснее Хульде было вглядываться в темноту через край повозки. Тыква, лежащая на багажной полке, ярко светилась. И от ее мерцающей желто-красным злобной гримасы делалось не по себе, путники не понимали, угрожает она им или защищает. В воздухе витало что-то зловещее. Объединившись в страхе и бдительности, они ожидали начала событий, которые неизбежно приближались.
И вот с северной стороны в небе вспыхнули зарницы.
– Где-то далеко, над Холодной рекой, бушует гроза, – охнул Бульрих, беспокойно оглядываясь по сторонам, как и остальные. – Кажется, я вижу молнии.
И правда, вдалеке черное небо то и дело светлело, но, сколько квендели ни прислушивались, раскатов грома так и не различили.
– Может быть, в Баумельбурге уже начались фейерверки? – спросила Хульда.
– Кто знает, – ответила Гортензия через плечо. – Все может быть, но после Волчьей ночи мне не нравится думать о том, что где-то что-то назревает.
Она тряхнула поводьями, и оба пони тут же перешли на рысь.
– Эй, осторожнее там! – крикнул сзади мельник. – У нас тут теленок!
Но Биттерлинг тоже подхлестнул Фридо и Мерля, и вскоре обе повозки оказались так близко друг к другу, что только Уилфрид на сером пони и Муни рядом с ним не дали им столкнуться.
– Смотрите, вот опять! – пронзительно воскликнула Хульда, и ее услышали все. – Там и в
