Ярче, чем Жар-птица - Диана Анатольевна Будко
– Я могу предположить, как он догадался, почему ты здесь. Все же выгодные условия…
– На которые никто не откликается, если ты помнишь. Балтиния в представлении всех жителей Архипелага – страшная страна и, насколько мне известно, ее жители сами не в восторге. Нет, здесь что-то другое.
* * *
После всех переживаний Ирис равнодушно отнеслась к визиту в канцелярию, о коем ее известил небольшой свиток. Не особо задумываясь над его казенным содержанием, она предположила, что истинная цель визита, вероятно, вовсе не подтверждение лицензии, а ее официальное трудоустройство в должности сказительницы.
«Теперь придется носить форму голубого цвета, который мне совсем не к лицу», – лишь горько подумала она, выкинув в тот же миг из головы все, кроме даты и времени.
Ее занимали совсем другие мелочи. Свыкнувшись с рутиной, сопровождающей любой прием посетителей, Ирис не могла перестать размышлять о том, что даже в стране, враждебной Флорандии, она не может чувствовать себя в безопасности. Эйфория после прочтения письма быстро прошла, а на смену пришли лишь тоска да никчемное раскаянье.
Однако самым страшным для волшебницы было смутное непонятное беспокойство, которое не оставляло ее ни на миг. Совершенно незнакомое таинственное чувство.
Она откликалась на любой порыв ветра, любую легкую рябь на реке, а во время водной триады казалось, что с неба льются не чистые капли воды, а тягучий дурман, проникающий сквозь крышу и стены. Как никогда ранее, Ирис чувствовала свою связь со всем миром, который одновременно уменьшился до размеров ее сердца и стал бесконечным. Отражение смотрело на нее дерзко, задорно, бесстрашно, словно не было никаких опасностей и в помине. Что-то изменилось в ней самой, и эти перемены совсем не нравились своей неожиданностью.
Все чаще ночью снился один и тот же незамысловатый сон. Пустынная Балтиния, она бредет по Вишневым горам, спотыкаясь и изнемогая от усталости и жажды… Почти теряя сознание, выходит к своей любимой поляне. В этот самый миг солнце начинает слепить глаза, и за потоками света становится невозможным что-либо разглядеть, но, щурясь и цепляясь за деревья, Ирис, к своему удивлению, успевает заметить, что одно из деревьев обратилось в мужской силуэт с поднятыми вверх руками, из которых растут ветви, совсем как в старинной легенде.
Просыпаясь, она понимала, что опять так и не смогла разглядеть этого человека, а постоянное припоминание пророчества Мярра, сказанного им то ли для красного словца, то ли в качестве издевки, выводило из себя. Вдруг на самом деле существует мужчина, который сможет распоряжаться ей, откажет в возможности быть волшебницей, и неужели она сама допустит такую возможность, покорится ему, позволит взять над собой верх? Нет, никогда: не для того она столько трудилась и сражалась.
Ирис зашла в канцелярию и протянула свиток дежурному служащему. Ее провели в небольшую темную комнатку на четвертом этаже и оставили одну. Волшебница села на единственный табурет и огляделась. Распластавшись в треснувшем глиняном блюдечке, маленькая сморщенная свечка догорала на небольшом письменном столе. Сломанный стул на трех ножках несчастно облокотился на него и готовился растерять свои оставшиеся части. Стены, это было заметно и в темноте, оказались ничем не украшены, а единственное маленькое окошко задраено то ли многолетними пылью и грязью, то ли облупливающейся черной краской. В соседнем кабинете слышались подозрительные шуршания и перешептывания. Откуда-то донесся звонкий кашель, переходящий в резкое рычание.
Ирис брезгливо вздрогнула: не хватало еще подхватить какую-нибудь болячку в этом промозглом месте, полном застарелой жирной пыли и клещей.
– Что вам рассказывал принц Туллий? – эхом прошелестел по комнате искаженный хриплый голос.
Ирис промолчала. Вполне вероятно, ее опять с кем-то перепутали, да и вопрос поражает своей нелепостью: с какой стати он должен был что-то рассказывать? Она встала со стула и дернула ручку двери. Она не поддалась.
– Что вам рассказывал принц Туллий? – Вопрос снова повис в воздухе.
«Значит, меня привели сюда и заперли, чтобы выудить информацию о принце. Зачем? Или решили докопаться до меня? Как бы не так!»
– Что вам рассказывал принц Туллий?
«Рано или поздно ему это надоест, и я увижу это существо с мерзопакостным голоском, а тогда уж сама припугну его так, что мало не покажется», – на всякий случай она сжала губы, чтобы не издать ни звука в ответ на навязчивый вопрос.
Стены содрогнулись от раскатистого стука. Удары шли по полу и потолку с четкой периодичностью, рассчитанной на то, чтобы через несколько минут слышащий их оказался в клетке с незаметными прутьями.
«Я не могу ничего поделать. Если я произнесу заклинание, то ненароком кто-то может пострадать. Но они могут этого и не знать».
– Что вы задумали против принца Туллия?
– Если вы сейчас же не угомонитесь, я обрушу этот дом на вашу голову. Хотите что-то узнать? Покажитесь. Я не собираюсь говорить с пустотой.
Угрозы не подействовали. Наоборот, звук усилился. К нему добавилось истошное мяуканье, будто одновременно дюжине котов со всей силой наступили на хвосты – нелепое поверье, словно ведьму можно напугать кошачьими воплями.
Ирис со злостью топнула ногой. Было бы гораздо легче, если бы на комнату наложили чары, чем устроили мелкий заговор. Противнее всего то, что те, кто пытаются «расколоть» волшебницу, скорее всего, сами до безумия перепугались ее слов, но не могут бросить начатое, связанные долгом и еще кто знает какими причинами.
– Я не буду ничего говорить! – зажимая уши руками и закинув голову вверх, прокричала она. – Мне нет до принца никакого дела!
Про себя она презрительно отметила совершенно безграмотный ритм: даже не используя заклинаний, можно добиться большей четкости и отлаженности. Напугать так, что затрясется каждая косточка, а мышцы безвольно обмякнут.
Глаза привыкли к темноте, и теперь ситуация не казалась безвыходной. Молчание – знак того, что угрозы приняли к сведению. Раз так, следует произнести нечто еще более устрашающее, пусть и не очень умное.
– Кто вам это позволил? Как вы посмели?
Девушка дернулась. В каморку ввалился какой-то жирный пожилой мужчина в мантии, а за ним – еще несколько человек, по-видимому, служащие канцелярии.
– Примите наши извинения. – Его сиплый голос звучал очень услужливо и доброжелательно. – Больно видеть, как придворную даму держат в таком злачном месте. Как они могли? Правильно говорят: у этих ищеек нет совести. – Он приобнял ее с отеческой теплотой. – Создатель, вы ведь ненамного старше моей племянницы… Дитя.
Ирис вырвалась из его неприятных объятий и вышла в коридор. Свет ударил в глаза. Она и забыла, какой сегодня погожий день.
– Я не ребенок, и хочу знать,
