Ярче, чем Жар-птица - Диана Анатольевна Будко
«Может, наложить заклятье на эту полянку, чтобы никто, кроме меня, и не думал сюда соваться. Разве только белка. Хотя… Нет, вообще никого не надо», – думала она, наблюдая за игривым зверьком, сосредоточенно перебирающим маленькие шишки неподалеку от нее.
Любимое место действовало на нее умиротворяюще. Здесь исчезало все дурное.
«Надо будет рассказать принцу Туллию легенду о юноше-дереве. Наверняка ему понравится… Он любит такие истории. Как горят его глаза, когда я рассказываю ему свои сказки. Как он смотрит на меня… Это такое наслаждение – наблюдать за ним… О чем я, идиотка, думаю? Где-то рядом ходит Тростник, а я даже не имею возможности к ней подойти, потому что не могу подвергать риску. И здесь мне никто не поможет! К счастью, она меня не видела, конечно, может услышать мое имя, но эти капельцы, по-видимому, даже не поняли, что происходит… А трактирщики уже вернулись к своим делам, им не до обсуждений».
Она до самого позднего вечера просидела на поляне. Вряд ли приезжие отважатся гулять по таинственной Балтинии ночью: вдруг принц Туллий уже приготовился съесть их на ужин, а кожу пустить на обивку стен. Значит, она в безопасности, и Тростник тоже. Ни сном ни духом не догадается, что Ирис ради ее спокойствия отказалась от возможности выплакаться всласть.
Ежеминутно оглядываясь и прислушиваясь к любому шороху, девушка пробиралась в свой сад. Ее возмущению не было предела, когда она заметила, что грядка с пряными травами безнадежно испорчена: все побеги смяты большим плоским камнем. Грубо выругавшись в адрес неизвестных хулиганов, Ирис подошла поближе, чтобы посмотреть, осталось ли еще что-то цело. К ее удивлению, камень оказался большой книгой, посвященной рецептам всевозможных лакомств и десертов.
– Глупость какая! – внутри волшебницы что-то сжалось, и тут же догадка заставила ее изумленно вскрикнуть.
Секретное заклинание кудесника Хабмера для его учеников на случай непредвиденных бед – примитивное до глупости и настолько бесхитростное, что не вызовет никаких подозрений ни у самого грозного колдуна, ни у величайшего из кудесников.
Ворвавшись в дом, она первым делом закрыла все окна, задвинула занавески и потушила свечи, оставив лишь камин. Мярр не стал ничего спрашивать, догадавшись, что сейчас лучше не позволять воздуху подслушать даже несколько банальных слов.
Ирис начертила на полу мелом белый круг, забралась в него и раскрыла книгу. Гладкие свежие страницы, иллюстрации со всевозможными видами пахлавы и тортов, легких десертов и шербетов просто не могли не отвлечь от любых подозрений в том, что в руки девушке попала книга заклинаний. Ирис провела пальцами по странице, тихонько напевая заклинание.
Страницы пожелтели и обтрепались. Вместо красочных картинок появились убористые колонки текста и неприглядные рисунки. «О запретах природы» – гласила скромная надпись на темно-бордовом переплете. Ирис с трудом сглотнула: одна из самых опасных книг по волшебству лежала у нее на коленях, та самая, которую, как считал Хабмер, нельзя никому читать. На форзаце было написано мелким дрожащим почерком: «Найди нужные строки, потому что василиск близко».
«Значит, кудесник Хабмер тоже чувствует здесь неладное. Василиск… Не может быть. Я никогда не поверю, что принц Туллий – чернокнижник! Секундочку… Эта книга оказалась у меня в огороде… Ее подбросили…» – Волшебница со всей силой начала трясти этот огромный том и уже представила, как раздерет ее по страницам, когда из переплета выпал маленький смятый свиток, накрепко перетянутый конопляной веревкой, с которой пришлось повозиться.
Волшебница с замиранием сердца развернула бумажку: «Родная моя! Я боялась ехать в эту дикую страну с ее мерзким правителем, но подумать не могла, что она приготовила мне такой подарок. Если бы ты знала, как я была счастлива, когда поняла, что именно тебя я увидела в этом трактире. Мои дядя и тетя ничего не поняли, а хозяева охотно рассказали о тебе. Я слушала с самым невинным видом, словно не видела никогда ничего подобного. Однако я поняла, что просто так ты не скрылась бы от меня. Поэтому пришлось перехитрить своих родственников, объявив им, что я очень хочу, чтобы мне погадала местная волшебница. Я не знаю, увидимся ли мы еще и получу ли я от тебя ответ, поэтому хочу рассказать о том, что произошло за этот год. Твой побег стал шоком для всех: никто не ожидал, что ты так ловко сумеешь ускользнуть фактически из-под носа. Когда род твоего отца узнал, в чем был смысл свадьбы, разразился грандиозный скандал. Они швырнули ему деньги под ноги и заявили, что ты вновь под их защитой. Твой отец был в ярости. Говорят, он высказал много приятного не только принцу Пиону, но и главе вашего рода. Но все же я удивлена поведением твоих родителей. Они вернулись в Ферл как ни в чем не бывало. Пару месяцев назад мои капельские родственники предложили мне сопровождать их в путешествии. Один твой хороший знакомый намекнул мне, где я смогу тебя найти, и просил передать эту кулинарную книгу. Я не очень ему поверила тогда. Ты ведь знала, что здесь очень опасно, поэтому вряд ли могла поселиться в этих краях. Оказалось, он прав. Ума не приложу, как он узнал? Ведь от тебя не было ни весточки. Как бы то ни было, я безумно счастлива увидеть тебя здесь живой и невредимой. Я исподволь расспрашивала местных. Тебя здесь боятся, но относятся с теплотой. Я тебя очень сильно люблю и верю, что рано или поздно мы все же увидимся. Я передам твоим родителям, что ты в безопасности. Крепко обнимаю и целую!»
Ирис любовно сложила письмо и громко всхлипнула. Мярр подошел к ней и уткнулся мордочкой в плечо, пытаясь приободрить. Она молчала. Теперь воспоминания о прежней суетливой, но очень понятной жизни появлялись перед ней как нескончаемая серия картинок, совсем как фрески в тронном зале принца Туллия. Они так же застыли и напоминали иллюстрации каких-то забытых, самых простых счастливых моментов.
– Ладно. Слезами горю не поможешь. Все равно мой дом теперь здесь. – Ирис встала, опираясь на крыло Мярра. – Да и папа с мамой откуда-то знают, что со мной все в порядке, вот и не беспокоятся.
– Эта книга. Зачем он передал ее тебе?
– Не знаю. Здесь написано, он знает, где я. Он наслышан о Балтинии не больше остальных,