Время ветра, время волка - Каролина Роннефельдт
Гортензия забралась на кучерское сиденье и взяла в руки поводья. По ее безмятежному лицу нельзя было догадаться, о чем она думает на самом деле. Пони тронулись, и путешествие продолжилось.
Вскоре первые белые клубы появились на дороге шагах в пятидесяти. По мере того как повозки окутывало быстро сгущающееся марево, фонари на них все больше напоминали тусклые луны.
Несмотря на крышу и в целом прочную конструкцию, пассажирам в карете из Краппа становилось все неуютнее, потому что они казались себе открытой мишенью для тех, кто мог скрываться в густой пелене вокруг. А каково пришлось Биттерлингам и Одилию совсем без крыши? Путники пробирались в тумане словно между бесконечными рядами развешанных на веревке простыней. Если одна словно по волшебству поднималась, за ней тут же появлялись следующие. Тем сильнее квендели испугались, когда из белой мглы к ним вдруг потянулись голые ветви, похожие на черные руки; маленькие сучки цеплялись за проезжающие повозки и царапали деревянные борта, словно когти живых существ.
Возглавлявшая небольшую процессию Гортензия пустила пони осторожной рысью. Не стоило мчаться в неизвестность на полной скорости, хотя все с удовольствием пересекли бы белое облако как можно быстрее. Однако нельзя было исключать, что на дороге впереди есть другие путники, поэтому Гортензия внимательно прислушивалась, надеясь вовремя заметить, если кто-то появится.
«Просто осенняя сырость, – с горечью вспомнила она слова старика Пфиффера. – Обыкновенная отговорка – так успокаивают безмозглых тупиц. Не припомню, чтобы по дороге на Праздник Масок я когда-нибудь видела такие облака тумана». Гортензия тут же воскресила в памяти множество приятных поездок, когда та же самая проселочная дорога разматывалась манящей яркой лентой по солнечным холмам под лучезарным осенним небом.
Она внезапно замерла и натянула поводья пони так резко, что повозка резко дернулась, грубо стряхнув пассажиров с мест. Следующий позади Звентибольд в последний момент смог остановить упряжку, чудом избежав столкновения.
– Чтоб мне дернуть тролля за бороду! – воскликнул Бульрих, потирая ушибленные локоть и колено. – Что происходит? Мы едва отъехали, а уже чуть живы.
– Тише! Сами напихали мха в уши – а мне отдуваться! – сердито пожаловалась Гортензия. – Клянусь сыроежками, неужели вы ничего не слышали? Там, впереди!
Ее слова донеслись и до второй повозки. Вряд ли можно было в таком положении напугать спутников сильнее. Квендели мгновенно вообразили самое страшное: облачных волков, призрачных странников, Серую Ведьму и прочих, которые, явившись из недавних воспоминаний, вот-вот возникнут из тумана на дороге.
– Что ты хочешь сказать? – с тревогой в голосе спросила Хульда, поднимаясь на место кучера. Ни она, ни Шаттенбарты не понимали, о чем говорит Гортензия.
– Там, впереди, кто-то есть, и, как мне сейчас показалось, их несколько. Где-то справа от нас, на тропинке у живой изгороди, потому что сейчас мы уже гораздо ближе к ней, – раздалось в ответ. – Я отчетливо их слышала. Голоса, топот копыт, путники перекликались в тумане.
– То есть кто-то идет нам навстречу по тропинке вдоль живой изгороди? – уточнил Бульрих, понимая, что Гортензия не остановилась бы, будь дорога перед ними свободна.
– Может быть… – сказала она куда менее уверенно.
Путники притихли. Внимательно прислушиваясь, они замерли в повозках, которые в тусклом свете фонарей слились в одну нечетко очерченную фигуру. Вокруг них шуршали на ветру ветки невидимых кустов, трясли гривами пони, изредка фыркая. Издалека, со стороны Колокольчикового леса, доносился хриплый лай лисы.
– Наверное, показалось, – сказал Звентибольд спустя чуть ли не вечность и обнял Тильду, которая испуганно оглядывалась.
– Тс-с-с! Вот, опять!
Чуть приподнявшись, Гортензия снова прислушалась, но туман заглушал все звуки. Остальные последовали ее примеру и до боли напрягли слух.
И в самом деле, из живой изгороди, оттуда, где тропинка делала, должно быть, добрую сотню поворотов, стали доноситься звуки, о которых говорила Гортензия. Едва различимые поначалу, они постепенно становились громче. К путникам будто приближалось шествие множества животных, и вряд ли это были только пони, потому что стук копыт звучал иначе – одновременно глухо и гулко. Слышались и голоса, крики, обрывки фраз и слов, которые невозможно было разобрать, как ни старайся. Более того, говорили будто бы на незнакомом языке. Волосы на затылках путников, остановившихся на проселочной дороге, встали дыбом.
– Вот же гоблинский мох… Похоже, намечается что-то грандиозное, вроде Марша колокольчиков, – встревоженно проговорил Биттерлинг. – Я рассорился с большинством членов совета, поэтому не знаю точно, каковы последние планы. Но мне трудно представить, чтобы парад репетировали так далеко от Баумельбурга.
– Скорее, впору ожидать, что обитатели Квенделина в этом году придут в Баумельбург целым войском, – заметил Карлман.
Старик Пфиффер покачал головой. Его глаза сверкали в тумане таким же загадочным зеленым цветом, как и у кота, который выглядывал из корзины рядом.
– Войско по этой дороге никто не отправит, – сказал Одилий, – слишком далеко, это бессмысленная трата времени. – Склонив голову набок, он еще раз прислушался к звукам невидимой процессии на тропе вдоль живой изгороди.
Гортензия по очереди оглядела спутников, а затем обратилась к Одилию:
– Что же нам делать? Ехать дальше и не беспокоиться о том, кто или что там разгуливает?
– Мне страшно, – сказала Тильда, явно сдерживая слезы, – елки-поганки, я не ожидала, что мы встретим что-то ужасное так скоро. Похоже, зло притягивает вас, как пламя мотыльков, даже если оно лишь обжигает им крылья.
– Быть может, тебе и правда надо было остаться дома, у теплого камина, – сказал Биттерлинг безо всякого упрека.
Вдруг раздался резкий крик. Пронзительный и высокий, он прорезал туман и заглушил все звуки в нем, заставив пони в обеих упряжках шарахнуться в стороны. Гортензия и Звентибольд попытались остановить испуганных животных, а Хульда в ужасе вскочила с места.
– Святые трюфели, защитите нас! – воскликнула она, и голос ее сорвался. – Так кричало то мерзкое чудище из тумана в беседке Гортензии! Точно так же, когда схватило Бедду, а она вонзила кочергу в его отвратительную волосатую лапу!
Карлман замер, а потом напрягся, как почуявший охотника зверь. Бульрих поспешил приблизиться к племяннику, готовый его удержать, если тому, ослепленному жаждой мести, вдруг придет в голову дерзкая мысль отправиться в марево.
Снова раздался крик – ни квендели, ни лесные звери не могли бы издать подобных звуков, и слова Хульды показались еще более правдоподобными.
– Если это репетиция Праздника Масок, то я не могу поверить, что Ада Изенбарт в самом деле разрешила устроить столь зловещее представление, – смело заявил Звентибольд, понимая, что дело совсем не в этом.
– Мы никого не видим, и от этого еще хуже. Из-за живой изгороди не
