Время ветра, время волка - Каролина Роннефельдт
В передней повозке Бульрих осторожно тронул племянника за колено, проверяя, спит ли тот. Карлман тут же вынырнул из складок одеяла – бледный и заметно осунув- шийся.
– Тяжело тебе, – мягко произнес Бульрих. Карлман нерешительно кивнул, и тогда старый картограф, намереваясь отвлечь племянника от размышлений, сказал: – Посмотри, что у меня есть. – Он достал из кармана лоскут ткани, на котором болталась одна-единственная пуговица.
– Это же обрывок ткани от твоего жилета из склепа под живой изгородью! Зачем ты взял его с собой? – Карлман с удивлением взял из рук дяди зелено-коричневый бархатный лоскут и повертел, как будто видел впервые. Трилистник на пуговице блестел: очевидно, Бульрих его отполировал.
– Я не расстаюсь с этим лоскутом, с тех пор как узнал, что ты вытащил его из-под таинственной двери в том мрачном склепе, – ответил он. – Это как талисман, который однажды расскажет, как я, старый груздь, попал туда. Моя память непременно проснется, а если я буду крутить эту пуговицу в пальцах и очень сильно надеяться на ее возвращение, это случится скорее.
– Представляю, как это страшно – жить с черной дырой в голове, – заметила Хульда.
– Возможно, это знак милосердия высших сил, – отозвалась Гортензия с высоты кучерского сиденья, услышав слова подруги, чей голос заглушил шум колес и стук копыт. – Мы нашли этот обрывок в темном лабиринте. Ты, Хульда, вряд ли на месте Бульриха захотела бы узнать, что тебе пришлось там пережить.
– Ну нет, – решительно возразил Бульрих, – нет и нет! Я предпочитаю знать, что со мной происходит или происходило, как бы ужасно то ни было.
– Мама этого не поняла, – мрачно сказал Карлман. – Она всегда была храброй и решительной, но потом умерла, столкнувшись со страшным врагом.
Никто не нашелся, что сказать в ответ, и воцарилось неловкое молчание. Окрестности Зеленого Лога остались позади, и эти прекрасно знакомые земли теперь казались путникам враждебными, не в последнюю очередь из-за только что прозвучавших слов.
Дорога плавно спустилась в долину Сверлянки. Рощицы у Колокольчикового леса все чаще прерывались широкими лугами, а по мере приближения к реке деревья и кусты отступали все дальше. На последние краски осени легла тень. Медно-красные и огненно-желтые листья полевых кленов, вязов и буков, еще державшиеся на ветвях, потускнели, золотую листву берез проредил ветер. Серебристые стволы выглядели серыми и грязными.
К югу равнина поднималась до самой живой изгороди, расстояние между проселочной дорогой и тропой в изгороди постепенно сокращалось, пока оба пути не сливались у мостов Краппа. Издалека было видно, что пышная растительность по обе стороны стен, которым живая изгородь и была обязана своим названием, уже почти опала. Невысокие дубы, рябины, орешник и прочие деревья, уцепившиеся корнями за мшистые камни, переплелись, образовав двойной барьер из диких зарослей, и теперь, без листвы, уже не могли заслонить вид на пространство за изгородью. Совсем не как летом, тогда, прогуливаясь под аркой густой листвы, нельзя было бы разглядеть то, что сейчас вдруг напугало Гортензию.
Ох, маслята и дождевики! От сонных низин, а может, от темной лесной опушки вдали, веяло чем-то враждебным. Гортензия невольно натянула поводья, и буланые пони замедлили ход. Она подняла руку, сообщая Биттерлингам, что намерена остановиться. В прежние времена, заметив опасность, она поскакала бы еще решительнее, и неважно, надвигалась ли с горизонта грозовая стена или вырвался на свободу злобный сторожевой пес с одной из окраинных ферм. Однако все изменилось, и Гортензия сошла с повозки, чтобы попросить совета у старика Пфиффера, даже понимая, что, вероятно, преувеличивает опасность.
– Что происходит? – спросил Бульрих, и Хульда с Карлманом тоже посмотрели ей вслед, когда Гортензия, жестом попросив подождать, прошагала мимо них к остальным.
Биттерлинг спрыгнул с козел и теперь дожидался ее рядом с Фридо.
– Елки-поганки, – сказал он Гортензии, – вряд ли нас ожидает привал. Вы тоже заметили, что здесь как-то странно. Словно собирается буря.
– Значит, вы, друзья мои, не заметили, что все наоборот? Чем ближе мы подбираемся к Сверлянке, тем тише веет ветер, – прошипела в ответ Гортензия. – И меня это очень беспокоит. В воздухе витает что-то гнетущее, как будто мы идем прямиком в ловушку с невидимыми стенами.
– Полагаю, не такими уж и невидимыми, – произнес голос, заставивший обоих квенделей обернуться.
Старик Пфиффер спрыгнул не так проворно, как рыжий кот, которого силой не держали в корзине. Райцкер уже бежал по дороге, окаймленной густыми мокрыми пучками травы. Наконец, он изящным прыжком перемахнул через обочину и потрусил по покатому лугу.
Биттерлинг посмотрел ему вслед и в тот же миг понял, что имел в виду Одилий. Кот выделялся ярким рыжеватым пятном на молочно-белом фоне, где туман смыкался с Колокольчиковым лесом, скрывая корни и стволы деревьев, оставляя лишь кроны, невесомо парящие над белизной.
– Туман никогда не бывает невидимым, он лишь скрывает то, что окутывает, – сказал старик Пфиффер. – Но Колокольчиковый лес вовсе не Сумрачный. Здесь разыгралась осенняя сырость, какая нередко бывает перед Туманной Луной. Белая пелена всегда ложится гуще у воды, да и держится дольше. Это значит, до Сверлянки недалеко, так что нам следует продолжать путь. Скоро мы доберемся до сторожки, и, возможно, там нам предложат чашку горячего чая, если ворота не заперты.
С этими словами Одилий поднял Райцкера, вернувшегося с луга, и бережно усадил его в корзину. Заняв место среди поклажи, старик Пфиффер безмятежно достал трубку и кисет с табаком.
Гортензия бросила последний взгляд на туманное марево у Колокольчикового леса и вернулась к своей повозке.
– Ничего страшного, – объявила она, дойдя до Карлмана, Бульриха и Хульды, которые все это время с любопытством следили за переговорами. – Неважная погода, мы такого успели насмотреться. Поторопимся, чтобы не попасть в этот молочный суп. – Она подчеркнуто безразличным жестом указала налево, на размытый пейзаж.
– Он не светится, – отметил Карлман. – Туманный суп не мерцает, – добавил он, когда остальные посмотрели на него в замешательстве. – Поэтому мне не кажется, что там таится опасность. Разве что в нем можно потеряться, как в любом густом тумане. Границы потустороннего мира куда более загадочны, они заманивают путников на верную гибель блуждающими огоньками. Мы сами это видели, разве не так? – заключил молодой квендель, откинувшись на сиденье.
Бульрих удивленно посмотрел на племянника. Слова Карлмана почему-то его покоробили, однако он не мог объяснить причину и потому промолчал, предпочитая немного поразмыслить об этом в одиночестве.
– Тогда давайте поскорее выбираться отсюда. Неважно, светится это марево или нет, я никогда не любила туман. Предпочитаю смотреть на него из окна, сидя в доме с крепкими стенами, –
