Liber Obscura. Тёмная книга, Эрика и её кошмарное приключение в двузначность - Хельга Воджик
К лету шумиха улеглась, а ночные кошмары ослабли. Эрика жила в особняке Арно. Она не помнила, как так вышло, что из палаты больницы очутилась в комнате Мишель, а затем и вовсе в отдельной, специально обставленной под неё спальне. Но возражать не стала.
Арно очень старались. Но ей не хватало сил ответить им. Казалось, она превратилась в камень. Если его, этот камень, толкали, он катился. А если не трогали, то не двигался с места. Камни не чувствуют боли, не имеют глаз и ушей. Быть камнем удобно. А если не удаётся им обернуться всецело, то стоит постараться изо всех сил, чтобы воздвигнуть хотя бы стену вокруг. Невидимую, непроницаемую, щитом укрывающую от внешнего мира.
Мишель постоянно щебетала рядом. Эрика иногда выходила из камня, улыбалась, что-то отвечала и вновь сбегала. Или ей казалось, что отвечала?
Быть камнем – это всё, чего ей хотелось. Истуканиться.
В школу она не вернулась. Никто не заставлял. Кажется, Мишель говорила, что осенью они перейдут в новый класс. Специальный, для одарённых детей. И ещё, что оценки Эрики и так великолепны, и два месяца она наверстает быстро, а может и вовсе ничего не потеряет.
«Одарённых». Интересно, включало ли это слово «проклятых»?
Ей присылали цветы и плюшевых медведей. Цветы вяли, а медведи заполнили уже весь шкаф. Белый, платяной, огромный, в котором было мало одежды, и вся не её. Иногда Эрика забиралась в него и сидела, вглядываясь в бесцветное нечто. Это была её тёмная коробка. А затем шкаф захватили плюшевые звери, напоминающие о том, что она пыталась забыть.
Однажды Анжелика вошла в комнату и увидела, как Эрика остервенело запихивает очередного медведя в шкаф, а десятки мёртвых глаз смотрят на девочку и улыбаются плюшевыми пустыми улыбками. А потом вся эта лавина хлынула вниз, погребая хрупкое тельце. Старшая Арно ничего не сказала, лишь подала руку, помогая подняться. На следующий день игрушки исчезли. Эрика была благодарна.
Анжелика иногда заходила к ней, останавливалась у окна, словно чтобы поправить штору, и замирала. Они вместе были камнями. Кажется, она и приходила, чтобы побыть в тишине и одиночестве. Неожиданные и непреднамеренные союзники, скорбящие каждый по-своему, но очень похоже.
Анжелика иногда плакала. Эрика никогда. В камне нет воды.
Однажды Анжелика сказала:
– Мы встретились благодаря тебе, – она продолжала смотреть в окно и держаться за край портьеры, будто боясь упасть. – Твой дар слышать книги. Он приносил их Виктору.
Эрика подумала, что и расстались они тоже благодаря ей и её проклятию слышать книги.
Анжелика чуть улыбнулась. Эрика видела её профиль. Бледный, тонкий, призрачный.
– Он всегда видел меня, в отличие от…
Она закусила губу и замолчала.
И тогда Эрика прервала молчание, кажется, впервые со дня пожара, и спросила:
– Он умер?
Анжелика покачала головой.
– Нет. Это мы умерли для него, – слезинка скатилась по щеке Арно.
Эрика тогда как-то машинально, словно не сдержав головы, кивнула. Позже она узнает, что отца поместили в психиатрическую лечебницу, и что он стал камнем. Безучастным к внешнему миру, не откликающийся ни на упрёки, ни на мольбы.
Дни прирастали, солнце сияло всё ярче, клумбы поместья Арно вспыхивали цветами и благоухали. Когда Мишель уходила в школу, Эрика часами сидела у окна, невидящим взглядом смотря на подъездную дорожку. Но к приходу подруги старалась спрятаться: в сон, дальний конец сада, тёмный уголок рощицы. Туда, где тишина.
А потом пришло лето, и в саду Арно зацвёл жасмин. Ветер ворвался в окно и окутал спальню сладким ароматом. Невыносимым. От него сдавило грудь и защекотало в носу, глаза набухли, и вся скопленная боль беззвучно пролилась. Затем вернулись слова. Каменный панцирь пошёл трещинами, кое-где облупился и стал пропускать радость.
Анжелика застала её в саду, яростно ломающей ветки куста и топчущей белоснежные соцветия. Эрика замерла, очнулась, взглянула на исцарапанные руки и залилась слезами. Женщина обняла её, а на следующий день все кусты жасмина исчезли, а ветер принёс лишь запах скошенной травы. Эрика была благодарна.
– Помнишь, как мы поклялись быть сёстрами? – спросила Мишель, беря холодные ладони Эрики в свои. – На мизинчиках.
Эрика неуверенно кивнула. Она старалась не вспоминать. Не доверяла чертогам памяти, где скопилось так много ложных и подменных картин.
«Ложных», – язык прилип к нёбу.
Где-то в тёмной коробке покоится Ло. Скрывая правду и ложь.
– Мы тогда были как черти в грязи, – улыбалась Мишель, без страха ныряя в прошлое, доставая золотых рыбок памяти и любуясь ими. – Но мы победили! Отвоевали наше старое дерево!
Эрике хотелось вспороть этим рыбкам-воспоминаниям брюхо, чтобы добраться до сути, сказать о выбитых молочных зубах и содранных коленках, о волнении на лицах родителей, о том, что это дерево им было ни к чему, ведь Мишель ни разу на него не залезала, всегда сидела у корней и сетовала на досаждающих насекомых. Но Эрика сдержалась.
– И поклялись, что отныне мы сёстры, – Мишель уцепилась своим мизинчиком за мизинец Эрики. – Ты моя сестра, Рика, хоть и не по крови.
– Я хочу вернуться, – сказала Эрика.
– Вернуться? – удивилась Мишель. – К дереву?
– Домой.
– Твой дом теперь здесь, – Мишель сжала руки Эрики, но та отшатнулась, высвободилась. – Ты же знаешь, он сгорел.
– Я должна увидеть.
Маленькая Арно нахмурилась. Она сверлила Эрику взглядом, но в итоге тяжело вздохнула:
– Но я пойду с тобой.
Эрика повела плечами.
– Хорошо, завтра.
– Сегодня.
Мишель сдалась.
– После обеда, Рика.
Эрике казалось, что она всё ещё спит. Сон был долгий, вязкий, серый. В доме Арно не было духов. Тех, что всегда окружали её. А ещё тут не было свободно гуляющих книг. Все они обитали в большой библиотеке Виктора Арно. Дорогие, редкие, может, даже сравнимые с Великим Омаром. Они никогда не покидали своей клетки, не путались под ногами, не образовывали шаткие башни. А ещё все они молчали, а может, просто она разучилась их слышать. Со дня пожара Эрика не прочла ни одной истории, не прикоснулась ни к одной книге.
Мишель обещала, что они отправятся к книжному логову сразу, как отец уедет, а мать запрётся в своей комнате с кувшином «маргариты». Мари и Рами тоже будет не до девочек.
Эрика ждала. Без предвкушения, ажиотажа. Ждала тихо. Сидя под раскидистым клёном. Арно гордились своей кленовой рощей и сиропом из неё к
