Первый закон: Кровь и железо. Прежде чем их повесят. Последний довод королей - Джо Аберкромби
– Не бойтесь! Прошу вас… пожалуйста… – Проклятье! Какого черта он просит? Король он или не король? – Армия на пути сюда! – Джезаль заметил, как сквозь толпу продираются фигуры в черном, практики инквизитора. Они подтягивались – к немалому облегчению Джезаля – к тому месту, откуда раздавались недовольные выкрики. – Наши войска уже покидают Север! Со дня на день они подоспеют нам на помощь и проучат этих гуркхульских собак…
– Когда? Когда они… – вопрос так и остался незаданным. Взметнулись и упали черные дубинки. Крикун взвизгнул.
Джезаль продолжил:
– А пока мы их ждем, позволим ли гуркхульскому отребью свободно топтать наши земли? Земли наших отцов?
– Нет! – взревели в толпе, к облегчению Джезаля.
– Нет! Мы покажем этим кантийским рабам, как сражаются свободные граждане Союза! – Толпа отозвалась согласным гулом. – Мы будем биться как львы! Как тигры! – Джезаль все распалялся, слова сами слетали с губ, словно он говорил искренне. Вполне возможно, так оно и было. – Будем драться как при Гароде Великом! При Арнольте! Казамире! – Толпа одобрительно взревела. – Мы не остановимся, пока не прогоним гуркхульских демонов за Круглое море! Переговоров не будет!
– Не о чем говорить! – прокричали в толпе.
– В жопу гурков!
– Мы не сдадимся! – проревел он, ударяя по парапету кулаком. – Будем биться за каждую улицу! За каждый дом! За каждую комнату!
– За каждый дом! – восторженно взвизгнул кто-то, и толпа согласно загудела.
Почувствовав, что момент настал, Джезаль выхватил из ножен меч, и сталь запела у него в руке.
– Я буду горд сражаться рядом с вами! Защитим Союз! Все мужчины здесь… и женщины… станут героями!
Он взмахнул клинком над головой, и толпа, оглушительно ревя, затрясла копьями, заколотила в нагрудники, застучала древками о мостовую. Люди полюбили Джезаля, готовы были сражаться за него. И вместе они победят, он это чувствовал. Он сделал правильный выбор.
– Отлично, – прошептал ему на ухо Байяз. – Просто отлично…
Терпение Джезаля окончательно лопнуло. Он развернулся и, оскалив зубы, прорычал:
– Я сам знаю, что справился. Что вы мне постоянно…
– Ваше величество, – прогудел рядом Горст.
– Как смеешь ты меня перебивать?! Какого черта…
Краем глаза Джезаль уловил красноватые отблески, вслед за которыми раздался грохот. Справа над крышами домов взметнулось пламя. Толпа внизу ахнула и тревожно зашевелилась.
– Катапульты гурков, – заметил Варуз.
Из гуркхульского лагеря в белое небо с шипением устремился огненный шар. Джезаль, раскрыв рот, смотрел, как он летит в сторону города и падает – на сей раз слева – на крыши зданий. Мгновение спустя раздался жуткий грохот.
Внизу орали: приказы, а может, крики ужаса. Люди бежали во все стороны: кто к стене, кто к домам, кто просто метался, объятый паникой. Толпа превратилась в мешанину тел и покачивающегося оружия.
– Воды! – прокричал кто-то.
– Пожар!
– Ваше величество! – Горст повел Джезаля обратно к лестнице. – Вам лучше немедленно вернуться в Агрионт.
Джезаль уставился на новый взрыв – этот прогремел совсем рядом. В небо, клубясь, поднимался жирный черный дым.
– Да, – пробормотал он. Тут он заметил у себя в руках обнаженный меч и убрал его в ножны. – Да, да, конечно.
Бесстрашие, как однажды заметил Логен Девятипалый, это похвальба дураков.
Молот и наковальня
Глокта трясся от смеха, пуская пузыри между пустых десен. Жесткий стул скрипел под его костлявым задом. Его кашель и всхлипы слабым эхом отражались от голых стен полутемной гостиной. Больше всего смех Глокты походил на плач.
«Возможно, так оно и есть».
Каждый спазм отзывался болью в шее, куда словно вколачивали гвозди; с каждым вдохом боль вспыхивала в уцелевших пальцах на ногах. Глокта смеялся, и смех причинял ему страдания, и от этого Глокта хохотал еще больше.
«Какая ирония! Я смеюсь от безвыходности, хохочу от отчаяния».
Глокта взвыл последний раз, и на губах у него вспенилась слюна.
«Как предсмертный хрип овцы, но еще более жалкий».
Сглотнув, он утер слезы.
«Давненько я так не смеялся… Пожалуй, с той поры, когда надо мной еще не поработали палачи императора, так что ничего удивительного. Впрочем, остановиться было не так уж и сложно. В конце концов, ведь ничего смешного в этом нет?»
Он взял письмо и вновь перечитал его.
«Наставник Глокта!
Мои наниматели из банкирского дома «Валинт и Балк» более чем разочарованы вашими неудачами. Прошло достаточно времени с момента, когда я лично просил извещать нас о планах архилектора Сульта. В особенности о причинах его неугасающего интереса к Университету. С тех пор, однако, мы не получали никаких известий.
Возможно, вы решили, что прибытие гуркхульской армии как-то повлияло на ожидания моих нанимателей.
Уверяю вас, не повлияло никоим образом. На них ничто не влияет.
Вы уведомите нас в течение недели о планах его преосвященства, либо же он будет извещен о вашей двойной игре.
Едва ли нужно добавлять, что наиболее разумным вашим шагом станет уничтожение настоящего письма.
Мофис»
При свете единственной свечи Глокта глядел на лист пергамента, раскрыв рот.
«И вот ради этого я пережил пытки в императорских казематах? Пытками торговцев шелком открыл себе путь? Оставил кровавый след в Дагоске? Чтобы бесславно окончить свои дни, когда меня раздавят унылый старый бюрократ и скопище коварных жуликов? Выходит, я уловками, сделками и болью вымостил себе дорогу… вот к этому?»
Его вновь скрутило от смеха и боли в спине.
«Его преосвященство и банкиры друг друга стоят! Адуя горит, а они все ведут свои игры. Игры, которые могут запросто окончиться смертью для бедного наставника Глокты, хотя он просто делал все, что мог, по мере сил изувеченного тела».
Последняя мысль так его рассмешила, что аж потекло из носа.
«Даже обидно сжигать столь уморительную писульку. Может, отнести ее архилектору? Интересно, ему будет смешно? Похохочем вместе?»
Он поднес пергамент к свече, поджег с уголка и стал смотреть, как пламя поглощает строки, как белая бумага превращается в черные хлопья.
«Гори, как горели мои надежды и мечты, как горело мое блестящее будущее под императорским дворцом! Гори, как горела Дагоска и как сгорит Адуя, когда на нее обрушится вся ярость императора! Я жгу тебя, как хотел бы сжечь короля Джезаля Бастарда, первого из магов, архилектора Сульта, «Валинт и Балк» и все это хреново…»
– Ай! – Глокта потряс обожженными пальцами и сунул их в рот.
«Странно. Сколько ни испытывай в жизни боли, к ней не привыкаешь. Всегда стараешься избежать».
На полу еще дымился уголок письма, и он яростно растер его кончиком трости.
Воздух пропитался вонью паленого дерева.
«Словно сотня тысяч пригоревших ужинов».
Даже над Агрионтом
