Хроники Птицелова - Марина Клейн
– Все в порядке, – убеждал он. – Это она тебя обманула, так что поведи себя с ней соответствующе, чтобы узнала свое место рядом с мужем.
Эрих послушался и взял меня силой. Мое тело превратилось в один сплошной отек, всюду была кровь и какая-то мерзость, и мне хотелось просто умереть.
Я очнулась не на кровати, а на полу. В квартире было тихо, за окнами – ночь, но кто знает, какая. Боль во всем теле была жуткая. Я с трудом, на дрожащих ногах кое-как добрела до ванной и обтерла себя мокрым полотенцем – оно сразу пропиталось кровью. На большее меня не хватило. Сознание кричало – «спасайся!». Зачем, оно, правда, не уточняло, но я приняла дельный совет за цель. Кое-как оделась, взяла одну из моих многих и еще не распакованных сумок. Перед уходом заглянула в другую комнату. Муж и отчим были там, окруженные плотной стеной перегара и ничего не соображающие.
Выход у меня был один – вернуться к матери, но ведь и отчим туда вернется, да и Эрих явно предъявит свои права на меня. Что же было делать? Замкнутый круг, из которого одна сомнительная ниточка – обратиться в полицию, но и они наверняка сдадут меня с рук на руки мучителям.
Так я думала и нашла еще одну ниточку, немногим покрепче. Я наклонилась над отчимом, нашла в его кармане зажигалку и принялась ходить по квартире, поджигая все, что попадалось мне на глаза.
Занавески. Мебель. Взяла несколько книг из шкафа, подожгла их и оставила в разных местах, чтобы распространяли пламя там, где гореть нечему. Очень скоро дым стал забираться в горло, оно першило, глаза слезились. Горело еще мало, но я была уверена, что все впереди. Я приоткрыла окно на кухне, чтобы подпитать огонь воздухом, вернулась в коридор, забрала с полочки для ключей все комплекты, вышла из квартиры и заперла дверь со всей возможной тщательностью.
Уже на улице, лихорадочно глотая холодный ночной воздух, я почувствовала страх от содеянного. Это было странное ощущение – не раскаяние, не испуг оказаться пойманной и осужденной, о таком я не думала вовсе… Но меня била крупная дрожь, и мне стоило неимоверных усилий переставлять ноги и тащить вперед свое побитое тело. Им двигало только осознание того, что наконец-то я доберусь до дома, расскажу все маме, и мы будем жить с ней вдвоем, как когда-то давно. А смерть отчима и Эриха – я верила всем сердцем, что они умрут, – спишут на несчастный случай. Напились да сгорели, большое дело.
Я подошла к своему дому и подняла взгляд на окна. В моих был свет, между занавесок виднелась знакомая фигура. Мне показалось, что мама мне помахала, и, приободренная, я направилась к подъезду. Но хлопнула дверь, и я едва успела затаиться. На улицу вышел раздосадованный отец Эриха. Одно было хорошо – уже рассказал все матери, мой жалкий вид послужит подтверждением, что все правда и что мой отчим – законченный ублюдок и во всем виноват он.
Дождавшись, когда отец Эриха уйдет со двора, я вошла в подъезд, поднялась на свой этаж и позвонила в дверь. Не открыли. Наверное, мама думала, что вернулся отец Эриха, и не хотела с ним разговаривать. Плохо слушающимися руками я разобралась в бессчетных связках ключей, забранных из нашей с Эрихом квартиры, нашла свои, отворила дверь. Голоса у меня не было, его сожрал дым, которого я наглоталась, поэтому я молча вошла и сразу отправилась на кухню. Мама оказалась у окна, но она не махала мне из него, а покачивалась на веревке, прикрепленной к шторному карнизу. От ее босых ног до пола оставалось всего сантиметров пять, так что, наверное, она просто присела на подоконник, надела петлю и соскользнула.
Я подошла вплотную и заглянула ей в лицо – оно было опухшим, глаза закрыты, на щеках едва подсохшие дорожки слез, подкрашенные тушью. Я как во сне вышла из квартиры, заперла дверь с той же тщательностью, что и у Эриха, и пошла куда глаза глядят. Я смотрела вперед, но ничего не видела. На душе у меня почему-то было радостно, наверное от шока. Я весело думала – ну, мама! А ведь мне такой вариант даже в голову не пришел. Убить отчима и Эриха – пришел, а себя – нет. Вот какие мы разные, но повторись все сначала, я бы поступила так же. Только бы еще удержала отца Эриха, чтоб неповадно было расхаживать по чужим матерям и рассказывать, как и что произошло с ее единственной дочерью.
Я долго брела по незнакомым улицам, постепенно стирая свою память. Где я – такой я задавала себе вопрос и не могла найти на него ответа. Попыталась вспомнить, откуда я родом, ведь именно там наверняка и нахожусь. Но у меня ничего не получилось. С вопросом «кто я» – та же история. Знала, что Валентина, но фамилии вспомнить не получалось. За все время ко мне, к счастью, не подошел ни один человек и не заговорил со мной; хвала Богу, что люди так безразличны – я не смогла бы ответить им чего-нибудь дельного. Что тут скажешь! Моя история слишком похожа на страшный сон, на какой-то кошмар, которому не место в реальности.
Наступил день, снова спустилась ночь, снова день, ночь… Я села прямо на асфальт у какого-то дома.
Город окутал туман. Было тихо. У меня все онемело от холода, и мне это понравилось – так не чувствовалась боль от ран.
И именно о ранах я думала, когда послышался звук шагов одинокого ночного пешехода. Ко мне подошла девушка, и из-за тумана, а может, это уже голод и жажда вызывали галлюцинации… – но в первый момент, когда я ее увидела, явственно разглядела потоки крови, избороздившие ее лицо.
Она подняла руку к небу, и на ее пальцы откуда-то спорхнула маленькая птичка. Пощебетала немного и улетела. Девушка обернулась, заметила меня и подошла ближе. Она присела передо мной, и оказалось, что
