Брюсова жила - Василий Павлович Щепетнёв
Санька заглянул в колодец.
Стены его были не бетонные, как в новых колодцах, и не бревенчатые, как в старых, а каменные. Никогда Санька таких колодцев не встречал. Темно-серые стены уходили вглубь, в темноту. Воды не видно, и как увидишь – двадцать-то метров. Тут волчий глаз нужен.
– Да, знатный колодец, – Корнейку камень тоже впечатлил. Он перегнулся так, что Санька схватил его за футболку – вдруг затянет.
Не затянуло.
Корнейка выпрямился, лицо его от прилива крови раскраснелось, глаза горели – нет, не красным огнем, как ночью, а от волнения.
– Я спущусь вниз, – сказал он.
– Зачем?
– Увидеть. Попытаться понять. Такие колодцы не каждый день встречаются.
– По цепи спускаться будем? – деловит спросил Санька, пробуя цепь на разрыв. Смешно. Разорвать ее слону не удастся.
– Нет, зачем. Цепь пусть для ведра останется, а спускаться я буду по обычной альпинистской веревке.
– А я?
– А ты – страховать. Мало ли что. Тогда и цепь пригодится.
Корнейка достал из-за пазухи бухту веревки.
– Дядина?
– Швейцарская, – Корнейка снял кроссовки, носки. Правильно, это ж колодец. Веревку обвязал вокруг колодца, завязал узлом, потом ещё раз – через ворот, другой узел.
Свободный конец завернул в петлю, не скользящую, а то удавит, пропустил подмышками.
– Я пошел, – он ловко скользнул под навес.
Когда голова Корнейки скрылась, Санька начал сомневаться. Страховать, а как? Ну, ладно, ведро он опустит, и бурьянных крыс отгонит, с Джоем на пару справится, особенно если их будет немного, крыс. Да они не подойду, им здесь конец, у колодца. Но вдруг неладное произойдет там, в колодце? Что тогда? Подмогу звать? Ковром он управлять не умеет, ногами идти десять часов в один конец, это не гладкая дорога, а бурьянные заросли. Долго. Спуститься вниз самому? А если он и внизу ничего не сделает, и на помощь позвать не сможет, ведь никто же не знает, что они здесь, в Захарьинке?
Если бы он подумал подольше, то, может, до чего-нибудь и додумался б, но здесь из колодца раздался голос Корнейки – гулкий, замогильный:
– Санька, спускайся. Джой, а ты охраняй!
Пес коротко гавкнул, словно ответил «есть». Да почему словно, так и ответил.
Спускаться? Но кто же будет страховать? Или Корнейка просто сначала хотел убедиться, что внизу ничего опасного нет?
Альпинистская веревка ослабла – верно, Корнейка вылез из петли.
– Ты там как? – на всякий случай спросил Санька.
– Самочувствие отличное, полет проходит нормально – ответил Корнейка.
Полет? Он что, летает? Завис над водой, потому и освободился от веревки? Конечно, если он умеет летать, какая страховка…
Санька, по примеру Корнейки, снял кроссовки и носки, влез в петлю, помедлил мгновение и стал погружаться в колодец.
Одно дело – со стороны смотреть, а другое – самому спускаться. Будто в прорубь крещенскую. Только Шаршок река мелкая, а колодец глубок. Тьма окатывала Саньку. А с ней – и лютый мороз. Не настоящий, конечно, просто так казалось. Ничего, ведь он не боится? Не боится. Санька вздохнул глубоко раз, другой, задержал дыхание – и мороз исчез.
Веревка оказалась с узлами, и Санька спускался, перебирая ее руками и упираясь ногами в стенку колодца. Хорошо, он тощий и руки сильные
Говорят, из колодца днем можно увидеть звезды. Только не из этого. Навес мешает. Серое пятно, больше ничего не видно.
А внизу? Вниз при спуске, говорят смотреть нельзя, но стрелец не может спускаться вслепую. Ничего, не закружится голова. И не закружилась. Там, внизу, ничего и не видно.
Глубже и глубже. Десять метров – трехэтажный дом, пятнадцать – пятиэтажка.
Ноги коснулись железа.
– Становись смело, выдержит, – раздался из-за спины голос Корнейки.
Он встал, не выпуская из рук веревки. Потом развернулся.
Спускался он медленно, глаза привыкли к темноте, и потому он разглядел и стрельчатый проем в стене колодца, и Корнейку.
– Это что? А вода где?
– Вода глубже. Ты стоишь на двери.
– Двери?
– Откидной. Вроде подъемного моста. Ты заходи, заходи, – и Корнейка отступил.
Санька сделал один маленький шажок, другой – все же темно широко шагать.
Железо под ногами сменилось камнем – шероховатым, странно теплым.
Впереди забрезжил свет,
– Тут поворот, осторожно, – предупредил Корнейка. Ага, понятно. Да он и сам видит, поворот.
За поворотом света прибавилось. Корнейка ждал спокойно, значит, опасности нет. Но на всякий случай, мало ли, Санька поправил автомат. Никаких всяких случаев не предвиделось, просто чувствовал себя солиднее – при оружии-то. Не каждому взрослому автомат доверят. Да никому почти. Только в армии под присмотром начальства, а в обычной жизни – запрещено. Значит, взрослые – они ненастоящие взрослые, если безоружны перед любым врагом.
Санька не просто стоял, не просто думал. Он вслушивался.
Коротенький ход, шесть небольших шажков. Стены, свод, пол – каменные. Камень другой, не тот, которым выложены стены колодца. И на вид не то, и наощупь. Ещё один поворот…
Признаться, Санька был готов ко всему. К царским чертогам из золота и бриллиантов, к роскошным залам размером со стадион, даже к скелетам в рыцарских доспехах с мечами наперевес.
Но впереди оказалась обыкновенная камера – те же каменные стены, пол и свод. Совсем небольшая, со скромную горенку. Посреди камеры – каменный стол, или постамент. Скорее стол, потому что на нем стоял не памятник, а чаша. С виду – хрустальная. И чаша была полна воды. Не простой. Светящейся.
14
Свет от чаши шёл, как от полной зимней луны в зените – чистый, белый, но не слепящий.
А воздух в камере свежий. Свежий, но не грозовой, не электрический. Почему-то это казалось важным.
Корнейка стоял у самой чаши, и вид у него был довольный, даже торжествующий.
– Смотри, Санька, смотри и запоминай. Такое редко кому доводилось видеть. Это лунный свет.
– Как это?
– На самом деле это вода, только особая. Сгущенная.
– Вроде молока?
– Точно. В колодце энергия растворена, а здесь концентрирована.
– Вся энергия колодца?
– Вся энергия за сотни лет!
– Она… Она не радиоактивная? Вода? – вот что тревожило Саньку. Вода так просто не светится.
– Никакой опасности нет – ответил Корнейка. – Излучение не ионизирующее. Обычный свет. Ну, не совсем обычный, а не вредный. Для людей не вредный.
– А для животных?
– Для настоящих – нет. А шарьки, конечно, растают.
– А… А для жучар?
– Не знаю. В любом случае, они способны что-нибудь придумать. Недооценивать их нельзя.
– Прислать поджучарников, например.
– Ага.
– Или… – Санька мгновение помедлил, потом все же
