Liber Obscura. Тёмная книга, Эрика и её кошмарное приключение в двузначность - Хельга Воджик
И более старые снимки, на которых только Жозлин и отец. А вот новые, дни рождения Эрики в парке, дома, с тортом, среди книг. Она их видела сотни раз, разглядывая альбом.
– Её просто нет дома, – прошептала Эрика, бегая взглядам по счастливым кадрам былого. – Она просто вышла. А кукла – всего лишь кукла. Может, её новый проект? Это же хорошо, что она занята?
Эрика залезла на стул, чтобы поближе рассмотреть фотографии.
– Вот видишь, Пират, та самая кофта, что на кукле, – Эрика дёрнуло фото, положила на стол, перед собой. – А вот то платье.
Ещё один снимок лёг рядом.
– А вот те бусы, – рассмеялась Эрика. – Видишь, Пират, мы просто всё не так поняли.
Девочка оглянулась, но крыса не было рядом. Зато снимки со стены переместились на стол. Эрика любовно разглядывала их, переживая счастливое прошлое.
– Видишь, она тоже скучает, – девочка утирала слезы. – Иначе зачем ей столько фото? Она разглядывает их, как и я. А я же её люблю крепко-крепко. Однажды ей станет лучше, и мы вновь отправимся к морю. Вот увидишь, Пират, так всё и будет. Мы обязательно отправимся к морю…
Проводя пальчиком по лицу матери, улыбалась в ответ на её улыбку. Она знала все эти снимки наизусть. Она помнила эти мгновения в мельчайших деталях. Как часто с отцом они обсуждали самые смешные моменты? Их жемчуг воспоминаний.
Но чем дольше она смотрела, тем сильнее нарастало беспокойство. Что-то было не так. Словно теперь, в этой каморке, они выглядели иначе.
Девочка всмотрелась внимательнее, складка пролегла меж бровей.
Мама. Она везде одинаковая. Как она раньше не замечала? Одни и те же позы и улыбки.
Эрика взяла снимок, где Жозлин в парке раскрывает руки в объятиях, а маленькая Эрика бежит к ней. Она помнила этот момент. Отец так часто пересказывал его, они часами разглядывали альбом и вспоминали. Но эта поза, платье… оно как на кадре из прошлого. Эрика снимала со стены фото за фото, находя копии на более старых снимках. В прошлом, где не было её. Позы Жозлин были не просто похожи, они были неотличимы. Её наряды, эмоции, движения, локоны…
Эрика разбирала снимки, раскладывала, пока на столе перед ней не оказались ровные ряды картинок. Менялся лишь фон, но не Жозлин. Она оставалась безупречна, идеальна, застывшая, как в янтаре. Копии копий, искусные подделки…
Перед лицом всплыл бездушный лик манекена. Назойливый голос в голове твердил, что она не видела Жозлин уже много лет.
– Нет, – мотнула головой Эрика. – Я видела её в ночь, когда звонила Амаранта.
Так ли это? Уверена? Может, это не её, Эрики, не существовало, а Жозлин?
– Всему есть объяснение, Пират! – покачала головой девочка, открыла ящик стола и увидела там шкатулку.
Она достала её, поставила перед собой, открыла крышку. Сверху лежал жемчужный браслет, а под ним дюжина цветных свёрнутых конвертиков. С буквой «Э», бабочкой сложившей крылья. Эрика запустила руку в карман лоскутного жилета, вынула смятую записку и сравнила почерк. Почерк Жозлин.
Один за другим конвертики вскрывались, обнажали текст и падали на пол. Были там поздравления с её совершеннолетием и новым годом через пять лет, пожелания хорошего настроения и отличного утра, пожелания здоровья и радость за её успехи…
Эрика нацепила жемчужный браслет на руку и смахнула цветастые записки:
– Просто кто-то готовится к праздникам заранее, Пират.
И она посмотрела в зеркало. Всё это время молчавшее, оно ожило, приняло облик её двойника и заговорило:
– Истории лишь иллюзии, но иногда они реальнее жизни, – сказало отражение, повторяя слова отца Эрика.
В сумраке ей показалось, что отражение криво усмехнулось. И стало вдруг жутко от того, что не ясно, по какую сторону бытия она сама.
– Но я ведь помню её, – возразила Эрика, касаясь выбившейся белой пряди у уха.
– Так ли это? – спросило отражение, повторяя её жест.
И Эрика не смогла вспомнить ничего, что бы ни рассказывал отец о Жозлин, что бы она сама видела и чего бы он не знал.
– Но я помню её голос, – мотнула головой Эрика.
– Так ли это? – повторило вопрос отражение.
И Эрика подумала, что многие женские персонажи книг, когда отец читал ей их, говорили голосом матери.
– Я помню её запах, – зажмурилась девочка, понимая, что это всегда был всего лишь аромат цветов. – В то лето бурно цвёл жасмин…
Она и сейчас ощущала его аромат. А глянув на стол, заметила флакон духов, брызнула на себя и ощутила знакомый запах грёз.
– Так всё было ложью? – Эрика взглянула в глаза тёмному двойнику. – Она мертва?
Жемчуг воспоминаний обернулся искусно спрятанным песком.
Девочка спустилась с чердака, минула спальню матери, вышла в коридор, подняла мокрую распластанную книгу и встряхнула. Вернулась в комнату Жозлин, села на кресло у окна, положила Ло на колени. Они обе молчали. В словах не было смысла. Более того – к ним не было доверия. Рука потянулась к парику на полу. Эрика нежно провела по ним пальцами и надела себе на голову. Каштановые локоны рассыпались по плечам, как плащ. Она смотрела в окно на город. По ту сторону стекла ничего не изменилось. Мир не рухнул и даже не пошатнулся, а тут, в сумраке комнаты, на полу её, ещё час назад живая, мать превратилась в пластиковое чучело, а вся известная жизнь обернулась ладно скроенной иллюзией. Представление, в котором она была всего лишь обезьянкой.
Пират взобрался на плечо девочки, но она не почувствовала его. Не прижалась щекой, не погладила.
«Хочешь, я расскажу тебе сказку?» – прошелестела Ло.
– Я хочу исчезнуть, – чуть слышно ответила Эрика. – Здесь слишком больно.
«Иди за мной», – позвала Ло, и Эрика услышала, как поёт прибой, и вдали кричат чайки. – «Ступай осторожно по мосту и садись в лодку. Она отнесёт тебя туда, где нет боли».
– Далеко-далеко? – всхлипнула Эрика.
«Далеко-далеко», – улыбнулся голос Ло.
Стены расступились, доски пола выгнулись, замкнулись как лепестки цветка, а когда раскрылись вновь, то Эрика очутилась в небольшой белой лодочке. Из неё она видела, как отец приближается к дому и слышала, как хлопнула входная дверь. Кажется, он позвал её. Всплакнул монстр восьмой ступеньки, скрипнула дверная ручка.
– Эрика? – спросил мужчина. – Что ты тут делаешь?
Девочка не повернулась, когда он вошёл, лишь стянула искусственные волосы с головы.
– Её никогда не было, – бесцветно проговорила Эрика, и парик выпал из её руки. – Это всегда был ты.
Каштановые локоны
