Как поймать монстра. Круг второй - Арина Цимеринг
– Не пускает в дом?
Кейтлин пожала плечами. Снег запорошил шаль и плечи ее пальто, а холод раскрасил щеки и нос в красный.
– А ты часто бываешь у них дома? – с легкой настойчивостью спросил Норман, пряча руки в карманы. Ладонь обожгло металлическим холодом пистолета, и ему сразу стало некомфортно. Будто это он тут что-то скрывающий преступник.
– Иногда заношу что-то, – ответила она, шмыгая носом. От ее обычного любопытства и открытости не осталось и следа; по понятным причинам Кейтлин была мрачна и пребывала в своих мыслях. Говорила она рассеянно. – Или забираю Эмер. Они живут уединенно, Йен не любит гостей… Так о чем вы хотели поговорить?
Норман замедлил шаг, а затем и вовсе остановился – и Кейтлин в недоумении остановилась вслед за ним. Вокруг никого не было – только они и валящий с неба снег. Некому было подслушать… Лишь сама деревня, как живая, слушала их сейчас. Но Норман все равно решился:
– На самом деле, я пришел спросить тебя, – он заглянул ей в глаза, – кое о чем очень важном.
Кейтлин нахмурилась, но кивнула, разрешая ему вопрос.
– Эмер – первый ребенок, который пропал в Слехте?
Он ожидал страха, быстро отведенных глаз или попытку отойти назад в испуге от вопроса. Но вместо этого встретил на ее лице удивление:
– Никто… никто до нее у нас не пропадал. – Кейтлин утерла под носом ладонью. – Ни дети, ни взрослые. У нас все было хорошо и будет, Эмер обязательно найдется!
Не верил Норман во «все хорошо» – ее страх перед лесом, припадок Брадана, многозначительность Мойры были тому предпосылками, – но Кейтлин явно верила, что говорила правду. Если Йен и затевал что-то в деревне, она не была в курсе. А значит, и не только она. Может быть, ограниченный круг лиц? Только некоторые?
– В этом лесу не водится ничего… опасного? – участливо спросил Норман. – Что-то, что могло бы навредить Эмер?
Она несколько раз отрицательно качнула головой:
– Я знаю, что Йен думает иначе, но… Она не ушла бы в лес. Она не ходит туда. Лес очень большой, там можно заблудиться, – в ее голосе звучала искренняя убежденность. – Вы знаете… Летом в окрестностях Лох-Лин лодочники вырубили весь берег. Еще, тетя говорит, из-за добычи угля гора Деррикунихи почти голая… Но не здесь. Здесь лес… – Она опустила взгляд и плотнее закуталась в пальто. Потом посмотрела на Нормана. – В здешнем лесу нельзя гулять. И Эмер это знает.
Норман слегка наклонился к ней:
– Потому что в нем что-то есть?
– Что? – Она моргнула. – Нет, я же вам сказала: в нем легко потеряться! Мойра и мне запрещала в детстве в нем гулять. Дети легко теряются. Она и Эмер запретила туда водить.
Норман покачал головой. Конечно Мойра. Кто же еще. Если кто-то и знал об опасностях, таящихся в этом лесу, то только она.
Кейтлин хотела двинуться дальше, но Норман удержал ее, дотронувшись до локтя:
– Послушай, а Эмер… она всегда была такой?
Но и этот вопрос вызвал у Кейтлин очередное непонимание:
– Что вы имеете в виду?
Норман неловко прочистил горло, но все равно спросил:
– У нее всегда были странности в поведении? – Под удивленным взглядом Кейтлин он пояснил: – Она не разговаривает. Почти не реагирует, когда к ней обращаются.
– Я… я не понимаю. – Кейтлин огляделась по сторонам, будто Норман вдруг заговорил на неведомом языке и она искала того, кто мог бы ей помочь. – Эмер хорошая девочка. Ласковая, добрая…
– Нет-нет, я не имел в виду, что она плохая, Кейтлин. Вот, смотри…
Он достал сложенную в квадрат бумажку из кармана и, прикрыв рукой от снега, развернул ее, протягивая Кейтлин:
– Почему она их рисует?
Он наблюдал за ее лицом. Оно должно было подсказать ему правду: Кейтлин давно знала эту девочку, та росла у нее на глазах, и уж об этом девушка должна была знать. Норман был в этом уверен, он шел сюда, с этим рисунком в кармане, в надежде если не на ответ, то хотя бы на намек на ответ.
Но его надежды разбились о замешательство на лице.
– Это нарисовала Эмер? – уточнила Кейтлин.
Норман кивнул, и она вернулась взглядом к спирали на листе, на который начали налипать снежинки. Она молчала долго, словно забыв, что он стоит рядом, а потом пробормотала что-то на ирландском.
– Кейтлин? – напомнил о себе Норман, осторожно кладя ей руку на спину. – Ты знаешь, почему она это рисует? Что это значит?
Не отрывая взгляда от рисунка, Кейтлин растерянно сказала:
– Я никогда этого не видела. Вы точно уверены, что это она нарисовала? Обычно она рисует… дома, людей, животных… Нас… Ей нравится рисовать…
Голос ее из задумчивого стал рассеянным.
– Эмер – хорошая девочка, – монотонно повторила Кейтлин, – она всегда улыбается и проказничает… Она любит петь и рисовать… Я заплетала ей волосы, и она всегда так много разговаривала… Так громко…
Снег опустился прямо в середину спирали. Грудь Нормана потяжелела от ускоряющегося биения сердца, а ноги словно примерзли к земле. Он поднял взгляд от листа на Кейтлин – на ее отсутствующее лицо и взгляд, в котором не читалось ни единой мысли. Она смотрела в пустоту.
Опять. Это снова происходит.
Сглотнув тугой комок страха, вставший в горле, Норман спросил:
– Что значит этот рисунок, Кейтлин?
– Я спрошу у нее, когда она проснется, – медленно сказала та.
– Когда она… Ты знаешь, где она?
И Кейтлин ответила:
– Там же, где и мы все. Спит.
Когда-то давно – до Джеймса Кука и миссионеров, до прихода белых и их «Конституции штыка» – все леса были домом и владениями Лохиаунауа. На островах Большой воды у него было много имен: Лоно и Роно, Ронго и Оно; где-то ему молились о плодородии, где-то – об исцелении и милосердии; о дожде, здоровье, благополучии. Но суть его никогда не менялась. Бог, живущий в каждом дюйме земли, в каждом листке, в каждом лесном звуке и стрекоте, в следах животных и каплях росы. Он питал маной почву и даровал урожай, делал животных здоровыми, людей – крепкими, а лес – живым.
Сухая ветка царапнула по щеке, и Кэл отмахнулся.
Богом этого леса был кто угодно, но не Лохиаунауа.
Не то чтобы Кэл верил в богов, языческих или авраамических, да любых – ему казалось это весьма непрактичным, – но он знал точно: земля отдает тебе то, что от тебя получает. Впитывает и хранит. И в каждом ее дюйме, в каждом листке, может быть, живет и не Бог, но – энергия. Жизнь.
Никто и ничего не давал этому лесу. Он молчал, как мертвец, только хрустел под подошвой истлевшими костями, которые даже сгнить не могли, ведь гниение – это тоже жизненный процесс. А жизни здесь не было. Застывшее вне времени кладбище – вот чем был этот лес.
– Думаешь, они принесли ее в жертву этой страхолюдине?
Голос Джеммы должен был резко контрастировать
