Время ветра, время волка - Каролина Роннефельдт
Карлман, бледный и замкнутый, сидел между Бульрихом и Гортензией, а старик Пфиффер занял место на противоположном конце стола и отрывал взгляд от мальчика, только когда требовалось ответить соседям. Вот как сейчас, когда Афра Трутовик, кузина Бедды и порой невыносимая сплетница, села справа от него.
– Зима приближается, на холмах это уже очень хорошо заметно. Напомню, что дом нашей дорогой покойницы пустует с середины Желудевой Луны. И уютнее в старых стенах не станет, если в ближайшее время кто-нибудь не вернется, не проветрит комнаты и не разожжет, наконец, огонь в камине. Ведь в гостиной моей бедной кузины всегда была сырая стена, которая обрастала мхом изнутри и снаружи, если за ней не ухаживать. И вот мне интересно, липкие сморчки и серые поганки, что будет с заброшенным домиком?
Хотя она обращалась к мужу Ансгару, довольно неразговорчивому по воле судьбы квенделю, говорила Афра достаточно громко, чтобы ее уж наверняка услышали прочие собравшиеся за столом. Все присутствующие, как из Звездчатки, так и из Зеленого Лога, знали, что она всегда с завистью смотрела на красивый дом родственников. Слишком молодой сын Бедды вряд ли смог бы жить там один, так что для нее это была желанная возможность завладеть имуществом. Никто не удивился, когда Афра заговорила о доме, даже не дожидаясь окончания погребального ужина: особой вежливости от нее и не ожидали. На испуганном лице Ансгара появился жаркий румянец, и не только из-за близости к камину и поглощенных горячительных напитков, но и в ответ на неудержимый поток слов неисправимой жены.
– Вряд ли это ваша забота! – всерьез возмутилась такой дерзостью Тильда Биттерлинг, обычно отличавшаяся очень покладистым характером. Биттерлинги были ближайшими соседями Бедды и Карлмана в Звездчатке, и Тильда всегда присматривала за домом и садом, когда Шаттенбарты находились в отъезде.
– Однако, вероятно, и не ваша, дорогая Тильда, – огрызнулась Афра и перевела дыхание, чтобы начать пространную отповедь, когда случайно заметила взгляд старика Пфиффера – и предпочла промолчать.
Одилий дважды осторожно стукнул вилкой по бокалу и встал.
– Мой дорогой Карлман, – начал он теплым и полным сострадания голосом. – В нашем краю нет способа восполнить твою страшную утрату. К сожалению, я не нашел лекарства, которое помогло бы избавить твою дорогую матушку от захватившего ее зла. Я оказался не в силах спасти ее и предотвратить ваше слишком раннее расставание. Нет, нет, – твердо проговорил Одилий, потому что Карлман привстал, собираясь что-то сказать в ответ. – Клянусь всеми священными грибными кольцами древних лесов, это чистая правда, и ты волен обвинить меня в том, что я не преуспел и до конца не хотел это признавать. У меня не хватило средств, а прежде всего мудрости, чтобы исцелить Бедду. Однако если ты примешь мою помощь и позволишь быть рядом так долго, как только позволят мне скудные силы, я буду очень рад. Знай, мой дорогой мальчик, ты не один.
С места, где сидела Хульда, донеслись всхлипывания, но и у других от сострадания увлажнились глаза. Увидев текущие по щекам племянника слезы, Бульрих неловко взял его за руку. Затем он откашлялся и взглянул на старика Пфиффера.
– Дорогой Одилий, позволь от всего сердца поблагодарить тебя за добрые слова. Нет и не может быть ни малейшего сомнения в том, что ты сделал все возможное, чтобы спасти Бедду от худшей участи. Я тоже всегда мог положиться на вашу с Гортензией преданную и терпеливую заботу в долгие мрачные дни неопределенности. Поэтому сейчас я должен поделиться тем, что тяжким грузом лежит у меня на душе. Я по-прежнему не считаю, что стремиться к познанию неизведанного и даже время от времени высовывать нос за знакомые границы, – это неправильно. Вместе с тем мне будет нечего ответить, если кто-то обвинит меня в том, что я бездумно бросил вызов нашей общей судьбе, отправившись в Сумрачный лес.
За столом вдруг стало очень тихо. Куно Штаублинг с подносом лавровой настойки, только что свернувший за угол, тоже остановился и прислушался.
Гортензия переводила пристальный взгляд с одного Шаттенбарта на другого. Внезапно она поднялась, приблизилась к ним сзади и обняла обоих за плечи.
– Давайте смотреть в будущее, – сказала она им, и ее слова прозвучали мягко и нежно. Затем Гортензия обвела взглядом всех присутствующих. – Как бы мы ни хотели изменить прошлое, в итоге мы не нашли выхода или решения, с которым все осталось бы как прежде, целым и невредимым, – что толку теперь сожалеть об этом? Пусть время залечит раны. Даже если некоторые не затянутся никогда, нам остается просто жить дальше своей жизнью, какой бы она ни была. Давайте поднимем кубки лавровой настойки, если Куно будет достаточно любезен, чтобы подать их нам в этот вечер.
Трактирщик поспешил выполнить просьбу, и уже не в первый раз Звентибольд восхитился Гортензией и силой ее духа. Ее слова еще больше убедили всех в том, что им удастся противостоять осенним бурям, которые без передышки били в окна. Только взгляд старика Пфиффера упал на останки разбитой липы, которая мрачным памятником возвышалась над живой изгородью окружавшего трактир сада.
– Дорогой Карлман, – снова взял слово Бульрих, – мы вместе много думали о том, как лучше поступить в следующий период твоей юной жизни, который, безусловно, будет нелегким. Мы – это Гортензия, Хульда и Одилий, а также Звентибольд и Тильда, твои ближайшие друзья и добрые соседи. Не желая произносить и слова осуждения, мы все же опасаемся, что тебе может быть слишком одиноко в доме в Звездчатке, где нет ни единой живой души и все напоминает о матушке. Поэтому я хотел бы предложить тебе некоторое время пожить у меня в Зеленом Логе, на Бузинной улице. Там тебе будут очень рады, и места хватит нам обоим. Звентибольд и Тильда любезно согласились присмотреть за твоим домом, куда ты обязательно когда-нибудь вернешься.
Афра Трутовик многозначительно откашлялась, оскорбленная таким невниманием.
– Если ты согласишься, я буду очень рад, мой дорогой мальчик, – завершил свою речь Бульрих с ободряющей, как он надеялся, улыбкой.
Старый картограф замолчал и неуверенно посмотрел на племянника. Возможно, следовало бы отложить решение личных дел до той поры, когда рядом будет поменьше публики, потому что под взглядами собравшихся Карлман густо покраснел. Его ответа ожидали не только родственники и друзья, но и Куно со Стеллой.
Уставившись на стол перед собой, Бульрих шумно выдохнул. Уж он-то последним стал бы уговаривать Карлмана что-либо
