Время ветра, время волка - Каролина Роннефельдт
– Не смотри туда! – крикнула она и потащила соседа прочь от окна, за которым снова было пусто: призрачный образ исчез в тумане.
Наступило долгое молчание. Гортензия и Бульрих обменялись неуверенными взглядами, робко перешли от одного окна к другому и, наконец, посмотрели на старика Пфиффера, ища помощи и гадая, знает ли он, что делать в таком странном случае. Им казалось, что к дому Одилия они подошли уже очень давно, но, судя по всему, ошибались. На лестнице появилась испуганная Хульда.
– Одилий, кто там вошел вместе с тобой? – спросила она. – Кажется, я слышала голоса.
– Это Гортензия и Бульрих, – ответил тот и, приложив указательный палец к губам, дал поздним гостям понять, что о происходящем снаружи стоит промолчать.
– Но разве она не знает?.. – спросила Гортензия, однако старик Пфиффер решительно покачал головой и взглянул так сурово, что та снова замолчала.
– Пойдемте к Бедде, – произнес он громко, чтобы услышала Хульда. – Я только подброшу дров в огонь.
Старик Пфиффер говорил так непринужденно, словно за последние несколько минут не произошло ничего необычного – всего лишь друзья пришли ночью навестить больную.
Он подкормил ненасытное пламя, как делают все квендели в дни зимнего солнцестояния и в ночь Ледяной Луны, когда заснеженные фигуры в масках ходят от дома к дому и врываются в теплые гостиные, воем и грохотом возвещая о своем приходе. Сейчас же лишь потрескивали горящие поленья, в доме и саду стояла свинцовая тишина, и, кто бы ни бродил снаружи, внутрь он заходить не спешил.
Наконец, старик Пфиффер поднялся по лестнице, за ним Гортензия и Бульрих. Последним бесшумно на мягких лапках прибежал Райцкер. Все вместе они двинулись дальше, чтобы нести вахту. С верхней ступеньки Бульрих бросил последний взгляд вниз, в опустевшую комнату. Повсюду темнели проемы окон, за которыми что-то тускло мерцало, быть может, туман или что похуже.
Наверху, в тихой спальне, никто и словом не обмолвился об их прибытии. Бульрих поежился от озноба. Едва переступив порог комнаты, в которой лежала Бедда, он понял, что та умирает.
Бедда лежала, утонув в подушках, хрупкая и изможденная страданиями. Ее глаза под тяжелыми веками лихорадочно блестели. Она бесстрастно смотрела в потолок и хрипло дышала.
Вошедшие сели вокруг кровати, Карлман и Хульда опустились на колени рядом, и все вместе стали ждать рассвета.
Перед маской на окне мерцала свеча, ее сияние пробивалось сквозь прорези глаз, еще одна, поменьше, горела на тумбочке у кровати Бедды – другого света не было.
Когда ночь стала угасать, Карлман выбежал из дома. В саду Одилия над влажными грядками висел туман, а в небе на востоке загорелись первые бледные полосы, возвещавшие о наступлении утра. Отчаянные крики Гортензии растаяли, и все, что было в голове и сердце Карлмана до этого мгновения, улетучилось. В его груди остался лишь твердый холодный ком посреди разверзшейся пустоты, словно ледяной камень на вытоптанном поле.
На деревенской площади он в последний раз обернулся – ему показалось, что раздался крик совы. Над темными верхушками деревьев и кустов Карлман увидел окно под крышей, за которым лежала на смертном одре его мать, и маску старика Пфиффера: очертания черной кошмарной морды, которая смотрела светящимися прорезями глаз и, казалось, насмехалась над его потерей.
Глава шестая
Неожиданное предложение
Дождь осенний льется; ветер
Ходит, воя и свистя…
Где теперь моя бедняжка —
Боязливое дитя?
Вижу – в комнате уютной
Прислонившись у окна,
В ночь угрюмую, сквозь слезы,
Смотрит пристально она[8].
Генрих Гейне. Книга песен
Бедду хоронили холодным утром, когда впервые за долгое время на оловянно-сером небе вспыхнули лучи бледного солнца. Порывистый северный ветер принес через Холодную реку россыпи снежинок, подхватив их с далеких вершин Вороньих гор.
Гортензия рассеянно наблюдала за тем, как крошечные ледяные кристаллы застревают в бахроме черной шерстяной шали, которой она покрыла голову и плечи. Снежинок собиралось все больше, и они отвлекали ее от печального повода, по которому небольшая компания собралась на вершине холма над Зеленым Логом. Гортензия растерянно отметила, что темные траурные одежды квенделей чуть тронуты нежно-белым.
Судя по дрожащей спине Хульды, та беззвучно плакала, лишь изредка из-под надвинутого на лицо капюшона доносились едва слышные всхлипывания. Рядом с Квирином и Гунтрамом стояли Эва Портулак, Розина Изенбарт и с ними Тильда, невысокая приветливая жена Биттерлинга, которая накануне приехала из Звездчатки вместе мужем в сопровождении Килиана и Приски Эрдштерн и еще нескольких квенделей из родной деревни Бедды.
Друзьям и соседям было трудно поверить, что бедняжка так и не вернулась домой после безобидного визита к подруге, который в итоге обернулся кошмаром в тот роковой летний день, и уже никогда не вернется. Теперь Бедда покоилась рядом с Берольдом, отцом Карлмана и братом Бульриха, на южной опушке Колокольчикового леса, в окружении других могил. Глядя на свежий холмик земли, черной на фоне увядшей осенней травы, безутешный Карлман присел между дядей и стариком Пфиффером и горько заплакал.
Елки-поганки и горькие грибы, видеть юного Шаттенбарта, круглого сироту, в таком смятении было очень тяжело. Гортензия сомневалась, что сможет вынести это скорбное зрелище. Пока ее глаза горели от пронизывающего ветра и слез, готовых вот-вот пролиться, она ломала голову, пытаясь придумать, как смягчить суровый удар судьбы, обрушившийся на некогда беззаботного мальчика.
Требовалось что-то особенное, чтобы хоть немного отвлечь его от горя, и внезапно у Гортензии появилась идея. Воплощение которой, впрочем, могло сильно отсрочить ее желание жить в мире и покое.
«Однако, – размышляла Гортензия, дрожа и плотнее закутываясь в шаль, – после суровых испытаний, выпавших на нашу долю, вряд ли кто-то способен по-прежнему сидеть в тихом уединении и бездействии, думая о прошлом. Тем более в преддверии того, что уже отбрасывает угрожающие тени. Одилий уж точно так не поступит, да и Карлман с Бульрихом вряд ли вернутся к привычной жизни. Не зря Самтфус-Кремплинги веками оказывались в центре событий, когда требовались смелость и энергия. Клянусь волчьим боровиком, сегодня вечером, когда мы все, надеюсь, соберемся посидеть в тишине, я предложу вам кое-что неожиданное».
Спустя добрых полтора часа скорбящие собрались в трактире «Зеленологский одуванчик» за столом, накрытым у самого камина. Они с некоторым облегчением пришли в себя в уютном тепле, отведав вкусные блюда, которые Стелла Штаублинг, сестра хозяина, подавала с пылу с жару.
