Брюсова жила - Василий Павлович Щепетнёв
У перекрестья канав колобок остановился.
Неужели…
Джой сел, поднял голову и – завыл. Вой его, громкий, протяжный, улетел далеко и вернулся эхом от ракитного леса.
Потом замолчал. Сам, без подсказки.
– Здесь, внизу – колодец, – стараясь не запинаться, проговорил Санька, – крышкой закрыт. Не чугунной, ту бы того… сразу. Деревянная крышка, из горбыля сколоченная. Мы тогда в войнушку играли, а это вроде атомного убежища. Должен был быть газораспределительный узел или ещё что-то… Теперь-то люк засыпан.
– Землю убрать не сложно, – сказал Корнейка. Сказал – и земля из кучи потекла в канаву, словно сильный ветер сдувал ее. Но ветра не было, даже трава не шевелилась
Джой бросился помогать – лапами разгребал, расшвыривал землю.
Показалась крышка – та самая, старая, из горбыля. Остатки земли темными струйками улетели в канаву. Черный колобок. Черная поземка.
– Джой, отойди.
Пес подчинился.
Корнейка наклонился, но крышку не трогал. Внимательно рассмотрел и ее, и землю вокруг. Потом отступил, стал рядом с Санькой и Джоем
Крышка медленно приподнялась и сдвинулась в сторону.
Джой поднял голову и вновь завыл.
Корнейка вернулся к колодцу. Санька шёл рядом. Косые лучи низкого солнца не доставали до дна колодца. Они и до середины не доставали.
Колобок скользнул внутрь – и засветился ярким бледно-голубым светом. Светил недолго, но было видно, что ничего такого, чего боялся Санька, внизу нет.
Потом колобок угас и стал невидим.
– Там… Там ведь нет ничего? – спросил он Корнейку
– Сейчас – конечно. Я же говорил, они перепрятали.
– Может… Может и не было ничего?
– А ты послушай.
Они замерли. В этот предзакатный час кругом стояла тишина. Магическая, или самая обыкновенная, как знать.
И в этой тишине там, в колодце, начал слышаться шум. Бывает, в такой же тишине морскую раковину поднесешь к уху – и слышишь набегающие на берег волны. Иллюзия, говорят. Но приятная иллюзия. А сейчас… Нет, он не мог разобрать ни одного внятного слова, но и услышанного хватило, чтобы понять: они были здесь, и погибли здесь. Все пятеро.
Он хотел отойти от колодца. Лучше бы убежать. Ещё лучше – оказаться совсем далеко, никогда сюда и не приходить.
А сил не было даже на шажок.
Ну, ну, стрелец… Стрелец, он все может.
И он смог оторваться от темного засасывающего колодца почти одновременно с Корнейкой.
– Идем, – Корнейка, не оглядываясь, пошел прочь.
Шли опять молча. Легче не становилось, и, чувствовал Санька, не станет никогда. Но он сживется с этим Вон, брат Мишки Макеева с армии без ног вернулся, из петли вынимали. А потом ничего, ожил…
Вот и он, Санька, оживет. Ничего…
Санька посмотрел на Корнейку. Ему, Корнейке, поди, тоже тяжело с таким грузом.
А вдруг это у него – не первый груз?
Остановились они, когда Норушка была совсем рядом – и когда солнце уже наполовину ушло за горизонт. Говорить по-прежнему не хотелось. Не хотелось, видно, и Корнейке. но он сказал:
– О том, где были и что видели – не говори никому. Даже Пирогу. Не ровен час, кто-то услышит. Тогда жучары постараются нас уничтожить.
– Они догадаются, что мы против них?
– Даже гадать не станут, просто на всякий случай пришлют рой ликвидаторов. Нет, лучше без этого. Сейчас дежурному в областном УВД телеграмма пришла – обнаружены пропавшие дети. И место указано. То, где мы сейчас были.
– Но ведь там нет ничего!
– Когда приедут – будут. Черный колобок, он ведь дальше покатился.
– И они – найдут…
– Найдут.
– А телеграмму кто дал?
– В области подумают – из министерства, потому тянуть и мешкать не станут.
– Из министерства?
– Не отличишь.
– А на самом деле…
– На самом деле это я. Не трудно. Нужная серия электромагнитных импульсов в нужное время и в нужном месте…
– И они приедут?
– Обязательно. Министр ведь требует доложить о результатах. А министр для областного начальства – фигура громадная
– А почему не местную милицию, районную?
– Министру в районную милицию телеграмму посылать не по чину. Да и для районного начальства министр – величина слишком уж огромная, и потому неощутимая. А главное… Главное – они уже находили их… Ребят пропавших. Именно в этом колодце.
– И что?
– И ничего. Присыпали землей крышку люка, да и забыли.
– Но разве так бывает?
Корнейка ничего не ответил, и они пошли дальше.
Бывает, ещё как бывает. И по телевизору рассказывают про оборотней в погонах, да что по телевизору, вон бабка Емельяниха в городе под машину попала, милиция сказала – сама и виновата, нечего в неположенном месте улицу переходить. А она, говорят, и не переходила, шла по тротуару, просто в нее врезался пьяный губернаторский сын. Хорошо, что сын, врезался бы губернатор, то Емельяниху ещё бы и посадили, а так дали дома умереть. В больнице держать не стали, неперспективная.
В районе жучары, поди, то же, что в области губернатор.
К дому они пришли в сумерках, и Санька почувствовал себя полностью разбитым. Стрелец, не стрелец, а устал он сегодня. Очень устал.
А дома говорили о «Крепкоселе», как о решенном. Дело только за районом, да за областью – оформить поскорее нужные бумаги, и работа закипит, и жизнь проснется. Планы стали строить, мечтать о будущем. Санька и не помнил, когда родители мечтали о будущем, лишь бы день простоять без особых потерь, и то славно, завтрашнего дня боялись, чувствовали, ничего хорошего тот не принесет. А сейчас чутье потеряли.
Ни Санька, ни Корнейка в разговор не вступали, но лишь полчаса спустя мать заметила:
– Ох, и устали же вы, мальчики! Спать, спать идите!
Они и пошли.
Норушка гудела – негромко, но внятно. В каждом доме, поди, строили планы и мечтали, как совсем скоро все будет хорошо.
Санька вслушивался, не едут ли милицейские машины. Да нет, не должны – подъедут-то из области ближе к утру.
Вместо машин далеко – он прикинул, где-то в лесу – опять раздался вой. Один раз, коротко. Джой походил вокруг, потом лег. Далеко воют. Не по нам.
Или как раз по нам?
Он опустил руку. Рогатка с заветными болтами и орешками «египетской тьмы» лежала рядом. В любой момент хватай и стреляй.
В кого?
Раз не в кого, нужно поспать. Каждая минута сна драгоценна для стрельца. Прямо стишок вышел. Речевка. Ходить строем в лагере крепкоселов и хором выкрикивать.
Он уснул. Стрельцы засыпают быстро…
12
Проснулся заполночь (час с четвертью). Раскладушка Корнейки пустовала. Ушел! и тихо ушел – он, Санька, теперь спит
