Liber Obscura. Тёмная книга, Эрика и её кошмарное приключение в двузначность - Хельга Воджик
– Но ты должна была отрицать! Никогда не поддерживай меня в мрачном!
Эрика потянулась и открыла книгу. Титул был чист.
– Думаешь, нам надо на неё руки положить? – спросила Мишель.
– Она ведь не уиджи[54], – ответила Эрика, больше опасаясь, что их пальцы оставят жирные следы после пиццы.
Мишель протянула упаковку влажных салфеток, и Эрика тщательно вытерла руки. Всё-таки, какой бы не была книга, относиться к ней надо со всем уважением.
– Привет, Ло! – Эрика держала аккуратно страничку, пока на ней не появился зверёк, приветственно поднявший лапку. – Мы сейчас в особняке Арно, дома у Мишель. И мы хотим принять тебя в наш клуб. Клуб тайносказов.
Эрика посмотрела на Мишель, и та кивнула. Они договорились заранее, план был в том, чтобы разговорить Ло.
– По правилам клуба, ты должна рассказать историю. Желательно таинственную. Но реально произошедшую. – Ты расскажешь?
Зверёк на страничке показал большой палец и исчез. Вместо него элементы декора заплясали и сложились в оформление скромное, но стильное. Крупными буквами было написано «Дождь», при этом буква «ж» с одной стороны была как открытая книга, а с другой – распахнутые половинки ножниц.
Эрика перевернула страницу, но увидела лишь надпись:
«Трое могут сохранить секрет, если двое из них мертвы»[55].
– И что это значит? – воскликнула Мишель и указала пальцем на страницу. Её рука тряслась. – Она нам угрожает? Она хочет нас убить?
– Мне кажется, что она собирается рассказать нам секрет, – Эрика не была уверена, но помнила наказ Мишель противиться её мрачным выводам. – Давай возьмёмся за руки.
Мишель и Эрика крепко стиснули ладошки друг друга, а свободными руками прикоснулись к книге.
И книга ожила.
Страницы забурлили, становясь то чёрными как сажа, то заполняясь кусочками вырезанных слов, то строчками витиеватого почерка, а то и всем одновременно. А потом появились буквы.
– Она повсюду оставляла следы, – хором прочли девочки и переглянулись.
Это была история про дождь и женщину, читающую книги и вырезающую из них слова. Пальцы девочек онемели, но они не решались их убрать со страницы, пока история не оборвалась ужасной трагедией. И когда прозвучало последнее слово, голоса смолкли. В тишине девочки услышали, как барабанит дождь, и увидели, как строчки текста в книге расплываются, смываются и исчезают. На развороте страниц остался лишь их неясный след, а после и он потонул в луже воды. Теперь капли стучали громко и неистово, а серая вода в книге шла рябью. Уже не было видно сквозь неё ничего, лишь мутный чернильный омут. Всё темнее, всё зловещее.
Мишель и Эрика чувствовали, как влажная прохлада касается их пальцев, тонкое покалывание ледяных игл, обжигающий холод неизвестности. Они смотрели вглубь книги и видели, как лужа наполнилась кровью. Густой, зловещей, багряной. Кровь забурлила, и на её поверхность всплыли вырезанные из книг слова:
«Кем она была?»
Девочки вскрикнули, отдёрнули руки, и книга захлопнулась.
Пират выскочил из сумки, выгнулся и запищал. Мишель накинула на книгу плед и обняла подругу.
– Что за чертовщина? – заикаясь, прошептала маленькая Арно и добавила. – Я ж говорила, она хочет нас убить! А ты мне не верила! Никогда не сомневайся в моей интуиции!
Книга так и осталась в вигваме. Девочки забрались в кровать и прижались друг к другу, как напуганные котята. За окном разразилась гроза. Ветер гнул голые чёрные ветви, деревья стонали, то и дело прокатывались раскаты грома. А вдобавок на особняк Арно навалилась тьма: то ли оборвало кабель, то ли выбило пробки. Анжелика заглянула к девочкам, оставив им изящную электронную свечу, и пожелала доброй ночи. Она не заметила бледных лиц и перепуганных глаз, лишь скорчила гримаску, обнаружив коробку от пиццы на дорогом ковре, и вздохнула, глядя на пустые бутылки колы на инкрустированном перламутром столике. Утром первым делом она отправит Мари убрать это свинство.
От Анжелики пахло лилиями и лимоном, совсем не так, как от Жозлин. Запах матери Эрика помнила, как смесь соли и жасмина. Тяжёлый шлейф разочарования, а не вуаль лёгкой тоски госпожи Арно.
– Ты ведь тоже это видела? – прошептала Эрика, когда дверь за Анжеликой закрылась.
– Да, – Мишель тоже шептала. – Думаешь, она не задушит нас во сне?
– Это будет первый случай, когда книга оказалась убийцей в самом прямом смысле слова, – попыталась пошутить Эрика, но Мишель не рассмеялась.
– А были в кривом?
– Полным-полно, – фыркнула Эрика. – За жажду обладать книгами или же за запрет знаний, которые они несли. А некоторые и вовсе были прокляты.
– Расскажи, – попросила Мишель. – Что-нибудь поужаснее. Чтобы мне не было так страшно от мысли, что в нескольких шагах от меня притаился сущий Diable[56]! – она помолчала и шепнула: – А утром давай её закопаем или лучше сожжём.
Глава 7
полная проклятых книг и книжных проклятий
Большей частью оставленных в прошлом и никак не грозящих нашим героиням, разве что самую малость…
Эрика порылась в библиотеке воспоминаний и припомнила одну историю, что совсем недавно рассказал ей отец.
«Иногда амбиции и есть проклятье. В попытке превзойти прочих мы разрушаем себя. Когда-то давным-давно в Азии, там, где песка ровно столько же, сколько неба, жил мудрый человек. Был он математик и философ. Да-да, не удивляйся, это не так уж и невозможно. Это сейчас всех с лёгкостью разделили на физиков и лириков, технарей и гуманитариев, лево– и правополушарных. Словно других проблем мало. А та же математика в своей сути – песня, а песня – гармония и порядок. Да и не было ещё ни одного человека, у которого была бы только половина мозга. Хотя некоторые умудряются делать вид, что вовсе рождены без этого органа, но биологически это не так.
Так вот, звали того мудрого человека Гияс ад-Дин Абу-ль-Фатх Омар ибн Ибрахим Хайям Нишапури. В те давние времена и в тех местах было принято давать витиеватые имена, ибо включали они не только само имя, но и место, откуда человек был родом, имя его отца, его ремесло, а также много чего прочего. Это как паспорт сейчас, но который не потеряешь. Сегодня, когда информации так много, что она постоянно гнездится в головах, как голуби на карнизах – незваная, шумная и бесполезная, нам сложно вместить и запомнить такие длинные имена, а потому мы знаем этого неординарного человека просто как Омар Хайям. И хотя его стихам, рубаям, больше десяти веков, народную любовь они получили не так
