Дмитрий Михайлов - Избавитель
— Все равно, плевал я на деньги, — не унимался мужчина. — Я такие бабки поднимал, я их теперь не уважаю. Деньги — бумага.
— Тише, тише. Ладно, Вы не хотите начинать новое дело, займитесь чем-нибудь другим. Что Вы в детстве любили делать?
— Я? Марки собирал.
— Ну, начните снова собирать их.
— Зачем? — в высшей степени недоумения спросил мужчина.
— Ну, не знаю, ну, не марки… — он на секунду задумался. — Начните развиваться духовно, культурно. Вы состоятельный человек. Пойдите в церковь, на выставки, не знаю… В театр, что ли. Начните путешествовать. Вы должны чем-то заняться.
— На-хре-на!? — по слогам произнес мужчина. — Вот скажи мне, вот на хрена мне все это нужно?
— Вы же человек, а не скот.
— Все люди скоты… Всем только пожрать надо, выпить и… Там другие дела.
Доброго здоровьичка, — послышался из-за спины голос Яшки Каина.
Василий вздрогнул. На этот раз Яков был одет на современный манер. Хотя борода и весёлый нрав были всё ещё при нём. Однако первое, что бросилось Василию в глаза — это свежесть лица и румянец на его щеках, как будто тот пришел с мороза. Яшка сел по другую руку от предпринимателя.
— И вам не хворать, — промямлил бизнесмен и уставился на грудь пришельца. — Ты кто такой?
«Хорошо, — подумал Василий. — Значит, Яшка не галлюцинация. Хотя, может быть, это как раз и плохо».
— А не заняться ли тебе благотворительностью, Анатолий Сергеевич? — не ответил на вопрос Яков и пристально посмотрел на соседа. — А? Стать защитником обездоленных. Всё равно ведь всё потеряешь.
— Ты хто такой? — повторил вопрос мужчина в пиджаке и поднял свой непонимающий мутный взор на Яшку. — Откуда меня знаешь?
— Знаем. У нас на тебя вообще большие планы, — улыбнулся Яков. — Нет, тебя, определенно, ждут дела!
— Какие дела?
Неотложные, — Яков наклонился и пристально посмотрел в глаза предпринимателю. — Тебя юрист ждёт уже два часа.
Мужчина в пиджаке долго смотрел на него мутным взглядом, затем встрепенулся и замотал головой, пытаясь выгнать из нее хмель:
— Ох, блин! Точно!
Он сунул под стопку тысячную купюру и быстро, рисуя зигзаги, вышел из бара, а Яков подсел к Василию и обнял его одной рукой, словно старого приятеля. Затем он откинулся и начал вертеться на стуле, демонстрируя себя.
— А? Смотри! Ну, как? Уважил, ай уважил! Смотри — чувствует! — нещадно щипал свои кисти рук Яков.
Он окинул счастливым взором бар, сделал глубокий вдох, затем обнюхал пустую стопку и от удовольствия даже закрыл глаза.
— Водка, — с блаженством прошептал он и позвал бармена. — Целовальник, подай ещё чарку и капустки неси!
— Капусты нет, — равнодушно ответил бармен. Он налил водки и поставил свежее блюдце с лимонами. — Лимоны есть.
— Хе, лимоны, ну давай, — глаза Якова заблестели.
Он выпил, занюхал рукавом и лишь затем откусил лимон.
— У, кислый, зараза, — крякнул он, сморщился, но улыбнулся и затолкал всю дольку в рот. — Как эту дрянь едят?
Наблюдать за Яковом было увлекательно: ему нравилось всё, всё привлекало, всё вызывало восторг — и приятное и неприятное — он был доволен одним фактом своего Бытия. Афанасьев всё делал с жадностью: нюхал, пил, ел, смотрел, прикасался.
— Вот спасибо, — уже в который раз поблагодарил он священника, крепко взял его руками за плечи и с безмерной признательностью окунул свой взгляд в глаза отца Василия. — Век этого тебе не забуду. Ну да вот и моя доля.
Он распахнул пиджак, под которым оказалась заткнутая за пояс черная папка, довольно толстая.
— У меня уже все готово. Это копии заявлений, которые я в патентный комитет снес. Потому и задержался. Смотреть будешь?
— Зачем? Все равно я в этом ничего не смыслю.
Василий отвечал без удовольствия, он опять вспомнил, что уже сегодня попадет в Ад и ощутил от этой мысли ужас. Страх и томление торопили его закончить всё поскорее.
— А и то верно, — ухмыльнулся Яков, но затем с серьезным видом уверил, продолжая рыться в бумагах. — Ты не беспокойся, у нас все по-честному, я уж тебя не подведу. Да и зачем мне это? Я матери своей не так благодарен, как тебе за второе рождение. А, вот, нашел.
Он протянул несколько листов бумаги, на которых размашистым почерком были перечислены технологии, которыми откупался Яков. Василий окинул взглядом первый, но не технологии занимали сейчас его ум, напротив, подобное оттягивание момента смерти даже раздражало его.
— Ну, как, доволен? — спросил Яков.
— Доволен.
— Принимаешь?
— Принимаю. Давай быстрее.
— В Ад торопишься? — догадался Яков и ухмыльнулся. — Не торопись, право, ничего там хорошего нет. Впрочем, мы уже закончили. Можешь идти.
— Куда?
— А куда хошь.
Василий растерянно встал и вышел из бара. Посмотрел по сторонам, прислушался к себе — самочувствие было нормальным, даже и не скажешь, что смерть близка. А, может быть, его собьёт автомобиль? Или молния? Или он еще поживет несколько дней, месяцев? Ведь Яков не говорил, что смерть наступит здесь и сейчас. Неопределенность — что может быть хуже? «Нужно подальше уйти от этого места, — подумал Василий. — Незачем, чтобы священника видели возле питейного заведения».
Он осторожно, не потревожив, обошел стайку голубей, мирно пасшихся недалеко от бара, и пошел, сначала бесцельно — лишь бы подальше уйти от кабака — а затем ноги сами понесли его в семинарию.
Вдруг он остановился. Резкая боль стремительно растеклась по левой руке от локтя до плеча, одновременно с ней занемела в тупой боли левая часть шеи, боль отдавала в нижнюю челюсть и зубы. Боль нарастала, и уже через несколько секунд Василий ощутил, что теряет всякую чувствительность, но при этом не падает, а даже поднимается. Он взглянул под ноги и увидел… Себя! Да! Он лежал там, на тротуаре, в некрасивой позе, скрючившись, поджав руки, к нему подошла женщина и заглянула ему в лицо, определяя: пьяный он или просто человеку стало плохо. А та легкая полупрозрачная оболочка, которая сейчас думала и смотрела, продолжала возноситься с необычайной легкостью.
Глава XI
Василий возносился, пред ним раскрылось яркое окно из светящихся облаков. В этот момент он ощущал совершенную ясность и легкость, никакие проблемы, никакие вопросы уже не волновали его, и даже самой мысли об Аде, мучившей его только что, не было и в помине. Он наслаждался этим воистину божественным покоем и определенностью, и, наверное, не было в его жизни момента, равного этому абсолютному, полному счастью.
Он плавно влетел в окно и направился к свету, окруженный несравненной тишиной и красотой облаков. Он уже видел конец этого тоннеля, и свет лился с такой силой, что все сливалось в этом сиянии, как вдруг… Словно лист, уносимый ветром, его стремительно потянуло вниз. Светящееся окно быстро стянулось в крохотную звёздочку, и мрак окутал всё вокруг. Василий обернулся и увидел внизу что-то кишащее, словно огромная куча червей, и чем ближе он приближался к ней, тем отчетливее становилось, что это были не черви, а копошащиеся люди, толкавшиеся, старавшиеся выбраться на поверхность, топившие друг друга в этом хаосе душ.
