Дмитрий Михайлов - Избавитель
Время тянулось чудовищно долго. Если бы человек так ярко переживал каждую секунду своей жизни, как переживал сейчас их Василий, наверное, ни одному пенсионеру не пришло бы в голову сказать, что его жизнь промелькнула, как одно мгновение. Два часа! 120 минут, более семи тысяч секунд. «Неужели нельзя было приехать быстрее? — думал Василий. — Как вообще в наше время можно добираться до куда-то целых два часа?»
Прошёл всего один час, а Василий уже весь истомился, близость самого значительного мгновения в его жизни не позволяла ему заниматься ничем. Ноги не слушались, руки тряслись, Василий не мог ни сидеть, ни стоять, ни думать, ни молиться. В надежде, что Яков придет раньше, он извинился перед посетительницей и, спотыкаясь, направился в так называемый кабак.
Официально это заведение именовалось баром, а еще раньше — пивной. В 90-е годы пивную приватизировали и сделали из нее казино, когда же игорные заведения попали в опалу, вместо игральных автоматов поставили столики и стали продавать дорогую выпивку. Пусть теперь, по сравнению с пивной, заведение стали посещать более состоятельные клиенты, но они всё равно чаще заказывали водку и пиво и приходили сюда не выпить, а напиться.
До бара Василий добрался за пять минут, но входить не спешил. Проводить, возможно, последние минуты своей жизни в этом месте он не желал, потому просто намеревался заглянуть в бар и, если Якова там не окажется, подождать снаружи. Витринные окна пивной-бара были заколочены деревянными щитами и расписаны яркими видами ночного мегаполиса.
Вечер только начинался (было всего пять часов), и заведение было почти пустое: только один мужчина в светло-жёлтом пиджаке возле стойки и еще двое в глубине зала. Свет был интимно приглушенный, и Василию потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к полумраку. Завидев священника, страдающий от одиночества мужчина в пиджаке замахал руками и закричал заплетающимся языком:
— О, священник! Иди сюда! Иди, иди!
Василий попытался улизнуть, но пьяный посетитель закричал ещё громче и соскочил с барного стула.
«Все равно достанет», — подумал святой отец и нехотя, оглядываясь по сторонам, подошел к нему.
— Батюшке выпить, быстро, — удало распорядился мужчина и захотел свистнуть, но вместо этого произнес отчетливое «фьить».
Пиджак на мужчине был дорогой, как и вся одежда, но лацканы оттопырились, поскольку одна петля пиджака была застегнута не на ту пуговицу, галстук был почти развязан и не стеснял расстегнутую сверху рубашку, край которой торчал из ширинки. Мужчина был очень пьян и очень активен, он беспрестанно вертелся, ёрзал, оглядывался, крутил в своей руке стопку, дергал галстук, наваливался на стойку либо откидывался назад так, что чуть не падал.
— Ты чего будешь пить? — спросил он Василия.
— Нет, благодарю.
— Да чё ты, на халяву, угощаю.
— Спасибо, но не буду.
— Ну и хрен с тобой, — обиделся мужчина. — А чего тогда сюда приперся?
— Дело у меня.
— А-а-а, — понимающе потянул мужчина и заказал себе ещё бутылку водки. — А у меня вот горе. Любка меня бросила. Жена моя.
Мужчина налил себе стопку.
— И, главное, с кем? С Борькой! С партнером моим, с другом! Бизнес у нас был. О-о-ой, какой у нас был бизнес! Твоё здоровье, — он опрокинул стопку, поморщился и сильно затряс головой.
— Мы с ним такие бабки поднимали. Такие бабосы! — он снова налил стопку и потянулся за блюдцем с дольками лимона, которое стояло на стойке в полутора метрах от него. Бармен флегматично протирал бокал и даже не порывался помочь ему.
Наконец, мужчина подтянул к себе блюдце и продолжил:
— Они меня кинуть решили, тока вот у них ничё не вышло, — мужчина криво улыбнулся и с трудом свернул фигу. — Они у меня фирму заграбастали, а я «фьить» — все активы перевел. Ла-ла-ла.
Бизнесмен покрутил кистями, словно плясал, выпил, смачно занюхал долькой и начал ее с отвращением жевать.
— И что самое противное, мы с Борькой эту фирму 15 лет вскармливали. Но ничего, ничего! Пусть теперь без денег покрутятся.
Мужчина снова налил и выпил.
Когда бросила? — спросил Василий.
А?
Любка когда бросила?
А-а-а, Любка-то… В конце месяца того. Она, дескать, в отпуск умотала, и Борька тоже… Сразу же, за ней.
— Ну и что же Вы дальше намерены делать? — спросил Василий.
— Я? — мужчина очень удивился вопросу, долго соображал, но так ни до чего и не додумался. — В смысле?
— Вы всё это время пьете?
Мужчина нахмурился:
— А тебе какое дело? Учить меня будешь? А меня нечего учить, я сам кого хошь научу! Я такими бабками ворочал! А меня кинули! Ты бы на моем месте чего делал? Тебя кто-нибудь предавал? Нет? Ну и все! Учить он меня будет!
— Давно он здесь? — Василий спросил бармена.
— Да уже третий вечер.
— А ты не лезь, — рявкнул на бармена мужчина.
— Послушайте, — начал негромко увещевать отец Василий. — Ну, разве это выход? Разве водка хоть как-то приближает к решению проблемы? У Вас на пути возникли плохие люди, понимаю, но Вы потеряли только фирму, не теряйте же из-за них себя, они того не стоят. Трудности, они укрепляют человека, делают его как камень, кто как не Вы должны это знать? — Василий хотел польстить пьяному, и похлопал того по груди, показывая, какой крепкий у него собеседник. Мужчина взялся за бутылку. Василий попытался забрать ее.
— Не трожь, она мне душу греет, — мужик с силой вырвал бутылку и налил стопку.
Вы говорите, у Вас есть деньги. Ну, создайте новую фирму.
Ни-е-а-а-а. Нафига мне это надо! Для новой пиявки, которая ко мне присосется? А, понимаю, для прес-ти-жу. Да чхал я на эти понты! Все такие крутые, а ты знаешь, с кем работать приходится?! Знаешь, кто они?! Свиньи, натуральные сволочи. Как Борька этот, гад. Все гады, — он привстал на стуле и обвел пальцем зал. — Все гады! И вот он тоже гад. Стоит, бокальчики трёт. Никому нельзя верить! Ни-ко-му! Слышишь!
— Все равно, бросайте это дело, не пропивайте свои деньги и жизнь.
— Ты чо, мои деньги жалеешь?
Он достал пухлый кошелек и начал неловкими движениями выковыривать из него купюры.
— Нефига их жалеть! Хочешь, я тебе их отдам. Ну, хочешь? На, держи, — мужчина со злобой начал совать их священнику. — Свечку поставь, большу-у-ую такую свечку. На.
Отец Василий поспешил спрятать кошелек и деньги обратно во внутренний карман пиджака мужчины и оглянулся на тех двоих в глубине бара.
— Все равно, плевал я на деньги, — не унимался мужчина. — Я такие бабки поднимал, я их теперь не уважаю. Деньги — бумага.
— Тише, тише. Ладно, Вы не хотите начинать новое дело, займитесь чем-нибудь другим. Что Вы в детстве любили делать?
