Из глубин - Вера Викторовна Камша
– Не знаете? – кардинал казался удивленным. – Я слышал про Сагранну, выходит, было что-то еще?
– Ваше высокопреосвященство, – почему бы и не спросить, хуже уж точно не будет, – как вы думаете, мог герцог Алва случайно задержаться у Ренквахи?
– А, – понял кардинал, – вот вы о чем. Пожалуй, я с вами соглашусь. Если б кэналлиец хотел уничтожить всех сторонников Окделла или захватить вожаков, он бы это сделал. Передайте мне кувшин с водой. Некоторые заливают шадди кипятком, но это – кощунство.
Кувшин был большим, серебряным, с гравировкой – могучий лев держал в высоко поднятой лапе казавшуюся мечом свечу.
– Память, – ответил на невысказанный вопрос Левий. – Так вот, света и воды у Алвы не меньше, чем у нас с вами, а гитару без струн он, представьте себе, не отдал. Приспособился пальцы на ладах разминать или что-то в этом роде. Я не музыкант, точно не скажу…
– Я тоже не музыкант, – хоть и схватился ночью за чужую лютню и чужую песню, – но я рад, что с Алвой обращаются хорошо.
Его высокопреосвященство невозмутимо налил воды в серебряный мерник.
– Если вы не уснете еще несколько минут, то не уснете до полудня. Я вас предупреждаю.
– Это будет кстати. – Как же он устал, не за ночь, за осень, за проклятую, бесконечную кровавую осень. – Я собирался проехаться по улицам, мало ли что…
– Опасаетесь волнений? Еще рано. – Тоненькая струйка полилась в шадди, запах стал сильнее. – Я пережил «Хёгредскую заутреню». То, что фитиль тлеет, было ясно за пару недель. Между прочим, с вашей стороны неразумно так мало спать, тем более другие гости разъехались часа четыре назад.
– Пришлось задержаться, – ответ вышел неприлично коротким, и Робер торопливо пояснил: – Во время приема оскорбили кагетского посла, вот мы и пытались найти того, кто это сделал.
– И не нашли, – кивнул Левий, отставляя мерник. – Что ж, расскажите, как оскорбили гордого казарона.
– Ему подменили верительные грамоты, – скрыть улыбку Иноходец не сумел, – в которых назвали их предъявителя «гайифской усладой». Вы слыхали про Сузу-Музу?
– Доводилось, – кардинал торжественно угнездил свою посудину в раскаленном песке. – А вот вспомнили ли вы, что доблестный Бурраз после вашей победы сменил казара? При Олларах он представлял сына Адгемара.
– Охотно верю, – от бессонных ночей и вправду тупеют, – но как это связано?
– Маршал, – вздохнул его высокопреосвященство, – прошу вас, не становитесь экстерриором, даже если Вускерда утопят в Данаре. Сколько времени займет путешествие из Олларии через Варасту, Сагранну и Западную Кагету к казарону Хаммаилу и обратно? Мог наш посол получить верительные грамоты ко дню коронации?
– Н-нет…
– Значит, их подделали. А кто подделал одну бумагу, подделает и другую, похожую на первую. Я бы спросил Бурраза-ло-Ваухсара, чьими услугами он воспользовался.
– Да, мы об этом не подумали. – Все лежит на поверхности, только не просто смотреть, но и видеть дано не всем. – Благодарю ваше высокопреосвященство за совет.
– Не за что, – вежливо ответил клирик. – Признаться, у меня в последние дни было отвратительное настроение. Вы меня развлекли, так что я у вас в долгу, а надо сказать, я терпеть не могу быть кому-то обязанным. Поэтому я вас удивлю. Что вы скажете про посла Дриксен?
– Он заменил заболевшего дуайена. – Если тот, разумеется, заболел. – Его величество с дриксом был очень любезен и пожелал кесарю всяческих успехов.
– А что фок Глауберозе?
– Поблагодарил.
– Глауберозе – отменный дипломат, вам следует брать с него пример, – посоветовал кардинал, прихватывая щипцами сосуд и шевеля им песок. – Да будет вам известно, вчера утром пришло известие из Метхенберг. Западный флот Готфрида разбит наголову, можно сказать, его вообще больше нет.
– Как? – не понял Иноходец. – При таком преимуществе?
– Святой Адриан не советовал принимать желаемое за действительное, – чужой навязчивый запах заполонил всю комнату, и лицо Левия стало еще более сосредоточенным. – Когда дриксенцы втянулись в бой с вышедшей навстречу эскадрой, в залив вошел Альмейда. Вижу, вы удивлены.
– Да, – хотя не так сильно, как могло бы.
– Один из дриксенских адмиралов, ярый сторонник войны, к слову сказать, счел уместным незамедлительно вернуться в Метхенберг. Если не ошибаюсь, вам подобные люди попадались.
Тучи комаров над Ренквахой, липкая, жаркая духота и Кавендиш! Кавендиш, спасавший и спасший свою шкуру, а теперь восседающий за королевским столом.
– Да, – хрипло подтвердил Робер, – мне такие люди попадались.
– Мой вам совет – не оставляйте их за спиной ни на войне, ни тем более во времена, которые по недомыслию называют мирными. Кстати, – кардинал слегка передвинул сосуд, – что было в шкатулке, обнаруженной под рукой покойного Франциска?
– Обручальный браслет Октавии. – Франциск любил свою королеву, а она так и не забыла Рамиро. – Я его видел, он принадлежит Ветрам.
– Браслет дома Алва? – удивился Левий. – Узурпатор поворачивается к нам неожиданной стороной. Так же, как и его пасынок. Не каждый положит отцовскую реликвию в гроб отчима. Гробница все еще закрыта?
– Да, нужно, чтобы яд потерял силу.
– Герцогиня Октавия была доброй эсператисткой, – сообщил его высокопреосвященство, не отрывая взгляда от шадди, – она будет похоронена по обряду. Что до ее второго супруга, то его величество, перемешав останки, соединил их навеки. Оба упокоятся в одной из часовен Нохи, что бы кто ни говорил.
Что скажет камень в короне, когда на него найдет коса в сутане? Левий рубит наотмашь, только Агарис далеко.
– Ваше высокопреосвященство, я хотел вас спросить еще об одном… узнике Багерлее. Вы ведь исповедовали Штанцлера?
– Неприятный человек, – кардинал ловко ухватил посудину с шадди, немного подержал на весу и вновь опустил на песок, – весьма неприятный, но совершенно здоровый. Ему готовят белое мясо и травяные отвары, и он каждый день гуляет. Тем не менее граф Штанцлер покаялся, и я дал ему отпущение. Любопытно, что из этого выйдет… Когда-то мы с преосвященным Оноре пытались понять, что значит в глазах Создателя прощение грехов, если пастырь дает его устами, но не сердцем.
– Я много слышал о его преосвященстве…
– Оноре был святым, – не задумываясь, откликнулся Левий и влил в шадди несколько капель холодной воды. – Именно поэтому мне не раз хотелось его убить, но это сделали другие. Не могу отделаться от мысли, что безумие, постигшее орден Истины, – кара за убийство святого и сорванный мир. Прошу! Каждый глоток советую запивать водой…
– Благодарю, ваше высокопреосвященство.
Шадди был горячим, горьким и ароматным. Он и должен быть таким. Робер медленно пил морисский напиток и смотрел на сварившего его клирика. Левий был могучим союзником, но Эпинэ слишком сросся со своими мыслями и со своим одиночеством, чтоб довериться тому, кто сильнее. Вот бы превратиться в Придда, ходить с каменной физиономией,