Хаски и его учитель Белый кот. Книга 1 - Жоубао Бучи Жоу
От рождения он был сладкоежкой. В прошлом из-за того, что Чу Ваньнин ел слишком много сладкого, у него испортились зубы, и старейшине Таньлану пришлось потратить немало сил, чтобы вылечить их. С тех пор Чу Ваньнин старался держать себя в узде и есть поменьше сладкого.
Теперь же, став ребенком, он снова мог есть любые сладости.
Подперев щеку рукой, Мо Жань наблюдал за тем, как он ест.
– У тебя вкусы как у нашего наставника, – сказал он.
Чу Ваньнин едва не подавился, но все же сумел сохранить невозмутимость и хладнокровно уточнить:
– Старший брат говорит о старейшине Юйхэне?
– Да, – посмеиваясь, кивнул Мо Жань, двигая к Чу Ваньнину корзинку с паровыми пампушками. – Вот, попробуй. Я думаю, тебе они тоже понравятся.
Чу Ваньнин взял из корзинки булочку из клейкой рисовой муки, завернутую в лист бамбука, и осторожно укусил за белый вязкий бок. Внутри оказалась мягкая, горячая начинка из сладкой бобовой пасты.
– Вкусно?
Чу Ваньнин откусил еще разок и лишь после этого кивнул.
– Угу.
Мо Жань улыбнулся:
– Тогда ешь на здоровье.
Пока они втроем ели и болтали, Чу Ваньнин внезапно вспомнил то, что они с Сюэ Мэном начали обсуждать ранее. Покончив с четвертой по счету пампушкой, он повернулся к Сюэ Мэну и с напускным безразличием спросил:
– Молодой господин, ранее вы сказали, что у каждого старейшины есть прозвище. Если моего наставника называют Государем Рухляди, то как зовут вашего?
Глава 54
Этот достопочтенный отнимает сладкое
‒Нашего учителя? – мгновенно посерьезнел Сюэ Мэн. – Из всех старейшин только у него нет прозвища. На всем пике Сышэн не найдется ни одного безумца, который бы осмелился шутить над ним.
– Чепуха. Просто все знают, как ты любишь учителя, поэтому не говорят тебе правду, – закатил глаза Мо Жань.
Схватив Чу Ваньнина за руку, юноша притянул его ближе и прошептал ему на ухо:
– Не слушай его. Из всех старейшин пика Сышэн больше всего прозвищ именно у старейшины Юйхэна.
– О, правда? – заинтересованно поднял брови Чу Ваньнин. – Какие, например?
– К примеру, одно из наиболее вежливых – Белый Дух. Ну, который забирает в царство мертвых.
– И почему же его так прозвали?
– Потому что он всегда одет в белое.
– А еще как его называют?
– Белокочанная Капустка.
– Почему?
– Потому что он всегда одет в белое.
– А еще?
– Маньтоище.
– Почему?
– Потому что он всегда одет в белое.
– Еще?
– Вдовушка.
Чу Ваньнин потерял дар речи.
– А знаешь, почему его так называют? – Мо Жань глупо захихикал, не замечая яростного ледяного блеска, мелькнувшего в глазах Чу Ваньнина. – Да потому, что он всегда одет в белое!
Если бы не хваленая выдержка Чу Ваньнина, он бы, пожалуй, уже не смог сдержаться.
– А… а еще?
– Ох-хо-хо…
Мо Жань искоса взглянул на Сюэ Мэна и прошептал:
– Боюсь, если продолжу, мой двоюродный брат нахлобучит котел с супом мне на голову.
Сюэ Мэн ударил кулаком по столу и заскрежетал зубами.
– Чушь! Да кто им позволил так отзываться об учителе? Какая еще капустка, какой маньтоу, какая вдовушка? Им что, жить надоело?
– А, так тебе это не по душе? – Мо Жань не выдержал и рассмеялся. – Это ты еще не слышал, как называют наставника некоторые ученицы. Так слащаво, аж тошнит!
– А как они его называют? – удивленно распахнул глаза Сюэ Мэн.
– А что может прийти в голову этим девицам, кроме всякой высокопарной чепухи? – лениво протянул Мо Жань. – Всякие там «Цветок груши в бледном свете луны», «Белый снег под весенним солнцем», «сударь Чу из Линьаня» или «Красавец-лотос». Великое Небо, в самом деле…
Чу Ваньнин с Сюэ Мэном ошеломленно молчали.
– Это еще ничего, вот у старейшины Таньлана с его дурным нравом и посредственной внешностью прозвища гораздо хуже.
Из всех двадцати старейшин хуже всех Чу Ваньнин ладил именно с Таньланом, поэтому не удержался и спросил:
– А его как называют?
– Зимним Разносолом или Горчицей, потому что едкий, – ответил Мо Жань, улыбаясь. – Мэнмэн, не делай такое лицо. У тебя тоже есть прозвище.
Сюэ Мэн выглядел так, словно одним махом проглотил куриное яйцо целиком, вместе со скорлупой.
– Чего? И у меня тоже?
– Ага, – хихикнул Мо Жань.
Сюэ Мэн прочистил горло и с деланым безразличием спросил:
– И какое же мне дали прозвище?
– Веерок.
– И почему это?
– А сам не понимаешь? Чего тут объяснять? – Плечи Мо Жаня затряслись, и он, не сдержавшись, хлопнул по столу и разразился хохотом. – Павлин распустил хвост веером, ха-ха-ха…
– Мо Жань! – заорал Сюэ Мэн, вскочив на ноги. – Я тебя прикончу!
Когда вся троица, наевшись до отвала, вернулась на пик Сышэн, наступил уже час Быка[56]. Позволив своим глупым ученикам проводить себя до территории школы, находящейся под присмотром старейшины Сюаньцзи, Чу Ваньнин наконец с ними распрощался. Перед уходом Сюэ Мэн попытался договориться о новой встрече в той самой роще на следующий день, но Чу Ваньнин не знал, когда его тело вновь вернет себе прежний облик, поэтому не стал давать никаких обещаний, но сказал, что постарается прийти, как будет время.
Подождав, пока ученики отойдут подальше, Чу Ваньнин применил технику цингун и, поднявшись в воздух, запрыгнул на черепичную кровлю, после чего вернулся в павильон Хунлянь, перескакивая с крыши на крышу.
На следующее утро Чу Ваньнин проснулся и, обнаружив, что он все еще ребенок, невольно загрустил.
Он долго-долго стоял на скамье, с застывшим лицом разглядывая отражение в бронзовом зеркале и не чувствуя ни малейшего желания даже расчесать волосы. Хорошенько поразмыслив, Чу Ваньнин понял, что дальше так продолжаться не может, и отправился к Сюэ Чжэнъюну.
– Что? Вы вчера виделись с Мэн-эром и Жань-эром?
– Да. Я сказал им, что мой учитель – старейшина Сюаньцзи, и они ничего не заподозрили, – рассказал Чу Ваньнин. – Если Сюэ Мэн станет что-то спрашивать у вас, прошу, придерживайтесь моей легенды. Помимо этого, я бы хотел сказать, что занимался духовными практиками больше десяти дней кряду, но улучшения так и не наступило. Этому следует положить конец, так что мне все же придется обратиться к Таньлану.
– О-хо-хо, сегодня наш стыдливый Юйхэн уже не боится потерять лицо?
Чу Ваньнин попытался одарить главу ледяным взглядом, но в сочетании с его детским личиком этот взгляд терял свою устрашающую силу и выглядел скорее капризным, чем злобным.
Ребенком же Чу Ваньнин был столь очаровательным, что Сюэ Чжэнъюн не сдержался и, тронутый, протянул руку, чтобы погладить его по макушке.
– Уважаемый глава, – вдруг обратился к нему Чу Ваньнин, – к тому времени, как мое
