Хаски и его учитель Белый кот. Книга 1 - Жоубао Бучи Жоу
– Хватит, – вдруг прервал его Мо Жань. – У тебя слишком доброе сердце. Если продолжишь, я начну тебя жалеть.
– А-Жань, а тебе не кажется, что жалости достоин как раз таки наш учитель? – мягко проговорил Ши Мэй. – Его зонтик так мал лишь потому, что он всегда одинок и никто не желает идти с ним рядом. Поэтому порой, когда учитель бывает со мной строг или отчитывает меня больше обычного, я не обращаю на это внимания, потому что помню его промокший насквозь рукав.
Мо Жань молчал, но кончик его носа слегка покраснел, а душу внезапно охватила печаль. Это чувство было очень смутным: Мо Жань не мог разобрать, о ком именно печалится.
– А-Жань, я хочу спросить тебя кое о чем.
– Угу, спрашивай.
– Ты терпеть не можешь учителя, да?
Мо Жань обомлел.
– Я…
– Или, иначе говоря, он тебе не нравится, верно?
Взгляд Ши Мэя, всегда мягкий и спокойный, теперь почему-то был острее ножа. Не готовый к тому, что Ши Мэй вдруг пронзит его подобным взглядом, Мо Жань просто-напросто лишился дара речи.
Так он и стоял, опустив голову, не качая ею и не кивая. Прошло немало времени, прежде чем Мо Жань наконец выдавил из себя улыбку и заявил:
– Ай-яй, а ведь я первым задал тебе вопрос, разве нет? А ты взял и увел меня в сторону. Куда это годится?
Поняв, что Мо Жань всеми силами пытается избежать этого разговора, сообразительный Ши Мэй не стал настаивать и тоже улыбнулся:
– Я просто так спросил. Не принимай близко к сердцу.
– Угу.
Восстановив душевное равновесие, Мо Жань поднял глаза и сквозь завесу пушистых ресниц взглянул на лицо Ши Мэя, прекрасное, будто яркая полная луна.
Изначально третьим по счету Мо Жань хотел задать вопрос о том, что Ши Мэй думал о нем самом, но предыдущий разговор резко испортил ему весь настрой.
Он некоторое время молчал, сжав губы, а потом вдруг выпалил:
– Для меня он лишь учитель, и больше никто. Нравится, не нравится – незачем об этом даже рассуждать.
При этих словах ресницы стоящего в отдалении Чу Ваньнина затрепетали, будто крылья раненой бабочки.
Часто бывает, что люди, в душе прекрасно осознающие истинное положение вещей, продолжают тешить себя призрачными надеждами, а когда сталкиваются с жестокой правдой, чувствуют, как их сердце безвозвратно тонет в глухой печали, а ноги теряют опору, и тело становится легче пуха, подхваченного ветром. Чу Ваньнин внезапно ощутил, что продрог до костей и никак не может согреться. Должно быть, осенние холода в этом году наступили раньше обычного.
В отдалении Мо Жань с Ши Мэем продолжали беседовать. Чу Ваньнин закрыл глаза, чувствуя, как к горлу подкатывает уже знакомая легкая тошнота, которую он временами ощущал вместе с головокружением.
Он внезапно почувствовал, что ужасно устал, и развернулся, намереваясь уходить. Но не успел Чу Ваньнин пройти и пары шагов, как осенний ветерок вновь донес до его ушей смутный голос Мо Жаня, и он невольно остановился.
Мо Жань наконец задал Ши Мэю свой третий вопрос.
– Ладно, ты рассказал мне про Сюэ Мэна и учителя. Теперь расскажи про меня. – Он постарался, чтобы нетерпение в его голосе было не слишком очевидным, и заговорил с большой осторожностью: – Ши Мэй, что ты думаешь обо мне?
Но Ши Мэй вдруг почему-то замолк.
Очевидно, Цзяньгуй, как и Тяньвэнь, прекрасно умела заставлять людей говорить правду. Ши Мэй пытался сопротивляться, не желая отвечать, и алое сияние Цзяньгуй, крепко сжимающей палец юноши, пылало все ярче.
– Больно… – нахмурился Ши Мэй.
– Просто скажи хоть слово.
Мо Жаню было тяжело смотреть на мучающегося Ши Мэя, но сомнение так глубоко въелось в его душу, не отпуская ни в прошлой, ни в этой жизнях, что чуть ли не превратилось уже в его внутреннего демона, потому он продолжал настойчиво допытываться:
– Что ты обо мне думаешь?
Ши Мэй закрыл глаза и покачал головой. Ему было так больно, что его длинные ресницы непрерывно дрожали, а лоб покрылся бисеринками пота.
Не в силах вынести этого зрелища, Мо Жань в конечном счете смягчился и со вздохом сказал:
– Ладно, не надо…
Он хотел было убрать Цзяньгуй, но тут Ши Мэй, не в силах больше терпеть боль, побелел как бумага и хрипло ответил:
– Я думаю, что ты… очень хороший.
Мо Жань изумленно распахнул глаза.
Ши Мэй же, казалось, был огорчен тем, что ему пришлось произнести это вслух, и опустил глаза, не решаясь взглянуть Мо Жаню в лицо.
Цзяньгуй рассыпалась снопом красных искр, напоминающих опадающие лепестки, и, кружась на ветру, вернулась в ладонь к хозяину. Не сдержавшись, Мо Жань опустил голову и тихонько счастливо засмеялся, после чего вновь поднял глаза, устремив на Ши Мэя взгляд ласковый и теплый, как лучи весеннего солнца.
В его голосе звучала спокойная, ровная радость, но глаза влажно блестели от выступивших слез.
– Здорово. Спасибо тебе. Я тоже считаю тебя очень хорошим. Тогда, на озере Цзиньчэн, я уже говорил тебе это, но ты ничего не помнишь, поэтому я повторю.
Мо Жань пристально глядел на Ши Мэя своими глубокими, темными, лаково блестящими глазами, сияющими так же ярко, как мириады звезд Млечного Пути, чей свет отражается в покрытых легкой рябью океанских водах.
– Я буду всегда хорошо относиться к тебе и сделаю все, чтобы ты жил счастливо.
Ши Мэй бросил на него короткий взгляд и тут же невольно опустил голову, подсознательно поняв, что Мо Жань имел в виду.
Мо Жань же не сдержался и поднял руку, намереваясь пригладить волосы на виске Ши Мэя. Однако не успел он поднести руку к его лицу, как в воздухе мелькнула золотистая вспышка и ивовая лоза с громким хлопком яростно хлестнула его по лицу.
– Ай! – Мо Жань вскрикнул от боли и растерянно обернулся.
У него за спиной, возле беленой стены, прямо под нависающей зеленой стрехой стоял, сурово заложив руки за спину, Чу Ваньнин в белоснежных одеждах и холодно взирал на них двоих. Тяньвэнь извивалась на земле у его ног, шипя, будто змея, и угрожающе шелестела листьями, время от времени ярко вспыхивая и с треском выпуская сноп золотистых
