Формула власти. Новая эпоха - Анастасия Поклад
Если все сложится удачно, Мавин-Тэлэй будет взят за пару недель. Заслонный остров уже признал власть обды, за Аталиханом после разгрома флота дело не станет, резервы Голубой Пущи исчерпаны, а Принамкскую и Рогульную крепости вовсе никто не берет в расчет — слишком маленькие, далёкие и захолустные.
Тенька зевнул и растер слипающиеся глаза.
— Клима уже проснулась?
Колдун выглядел таким взъерошенным и оторванным от реальности, что Гера не удержался от подначки:
— В отличие от тебя, ей не надо напоминать, когда ночь, а когда утро!
Тенька с тоской глянул на причину своей бессонницы и запихнул недописанные листки под кирасу. Гера был уверен, что если в бою выпадет свободная минутка, колдун просто сядет и возобновит научную деятельность. Хоть из тяжеловика над ним пали. А уж после победы…
Тут Гера понял: это "после победы" он сам представляет довольно смутно.
— Ты знаешь, когда и где Клима собирается короноваться? В войске противоречивые слухи, в ставке не лучше.
Тенька сдул со лба челку.
— Видишь ли, Гера… там так интересненько получилось… Словом, Климе только двадцать, а надеть диадему власти можно в двадцать два. И чего она будет делать эти два года, ума не приложу!
— А сама Клима что говорит?
— Тоже не знает. Ходили мы с ней на капище. Просили высшие силы разрешить ей короноваться сейчас. Мы ж не виноваты, что так быстро всех победили! Да и первая обда еще младше нашей была, чего Климе-то нельзя.
— И что?
— Неясно, — поморщился Тенька, ворочаясь в недрах кирасы, словно черепаха в панцире. — Если облечь наши ощущения в слова, то Климе нельзя короноваться, пока она не повзрослеет.
— Что же здесь непонятного? — удивился Гера, затягивая ремни. — Надо ждать двадцати двух.
— Не «станет двадцатидвухлетней», а «повзрослеет». Может, Клима уже повзрослела, и нам это надо понять. А может, и к сорока годам рано будет.
— Но если обда не коронуется, пойдут слухи, сплетни, горцы наверняка устроят бунт…
— Так и я о чем, — согласился Тенька и повторил: — Интересненько это получается!
Гера хлопнул его по плечу, заодно проверяя кирасу на прочность, и задал вопрос, ради которого, собственно, и зашел с утра пораньше в этот шатер:
— Есть вести от Лернэ?
— Ага, — кивнул Тенька, — мы говорили по зеркальцу.
— Как она сейчас?
— Здоровье хорошее. Младенчик, говорит, уже пинаться начал. Лерка дуется на нас здорово, особенно на тебя.
Гера стиснул кулаки.
— Беременной женщине не место!..
— Я-то знаю, — напомнил Тенька. — А вот она считает, что ее зря сослали к твоим родителям. Кстати, тебе от них привет, и от сестры заодно. Но от Лерки — особенно, хоть и дуется. Да, я за тебя пообещал, что ты вернешься к ней живым и невредимым!
— Конечно, вернусь, — легко согласился Гера. — Когда по-настоящему любишь, не имеют значения ни война, ни смерть, ни расстояния. Кажется, я вернулся бы к ней даже из другого мира.
— Айлаше это скажи, — мрачно буркнул Тенька. — Чего там, светает, что ли? Пора…
…Они вышли из шатра бок о бок навстречу рассвету. Гера помчался к коновязи, а колдун — к метательным установкам, где уже держали наготове снаряды со взрывчаткой.
Первые солнечные лучи трогали наспех возведенные стены Мавин-Тэлэя. По ту сторону защитники города приносили последние клятвы Ордену, тоже надевали кирасы и обнажали оружие для смертельной битвы.
По равнине между стенами и войском стелились легкие туманы, пахнущие льном и пшеницей. К середине апреля травы поднялись не по-весеннему высоко, и в них щебетали ранние птицы, еще не ведая, какие силы вот-вот встряхнут прежде спокойный край.
Гера бывал в Мавин-Тэлэе дважды. Первый раз еще в детстве, на ярмарке, и почти ничего не запомнил. А второй — на седьмом году, когда сразу после разоренного Гарлея их, воспитанников, повезли любоваться столицей. Гера гулял по широким улицам среди белоснежных зданий, покупал леденцы в лавке и даже видел резиденцию наиблагороднейшего изнутри.
Мог ли кто-то знать тогда, чем все обернется сегодня?..
Жалко птиц и людей, пшеницу, лен, которые будут изломаны и истоптаны, чтобы уже никогда не подняться вновь. Но даже сквозь золу пепелищ прорастают молодые всходы, а долг и высшая цель состоят в том, чтобы позволить им стать сильнее и крепче, уберечь от новой беды. Кто знает, может, останется цело среди взрывов, стали и пламени крошечное птичье гнездышко с крапчатыми яйцами, надежно сокрытое в лоне трав?
Войско выстроилось, на стенах подняли тревогу. В небо взметнулись триколоры и золотые знамена. Под знаменами, надежно огороженная от стрел и пламени щитами сгущенного воздуха, стояла Клима. Юбки ее белого платья чуть трепетали на ветру, а волосы были уложены в тугую прическу. Замысел состоял в том, что обда всю битву будет среди воинов, прекрасная и неуязвимая, вдохновляя своих и деморализуя орденцев. Из-за щитов Клима могла передвигаться очень медленным шагом и только с двумя колдунами-помощниками, которые передвигали пластины сгущенного воздуха. Но в ставке было решено, что величие правителя не состоит в беготне и размахивании ортоной. Достаточно надеть белое платье и взять в руки золотое знамя.
Сильный нетерпеливый конь вынес Геру вперед войска, на пригорок. Отсюда его видели даже со стен, но достать выстрелами не могли. Гера в последний раз окинул взором полусонную природу, сохраняя в памяти ее мирный образ, и повернулся к воинам. Обда и ее главнокомандующий встретились взглядами. Клима едва заметно кивнула.
Гера приподнялся в стременах, поднял руку и дал отмашку на начало штурма.
* * *
Вместо двух недель Мавин-Тэлэй продержался пять. Поля и луга вокруг превратились в выжженное месиво, окрестные села лежали в руинах, а из птиц летали только пыльные серые вороны. Голубая Пуща еще дважды присылала подкрепление, выжимая несуществующие резервы до последнего человека. К обде с запада по Принамке спешили свежие горские войска. Ставка во главе с Герой ломала головы, соревнуясь с орденцами в искусстве тактических уловок, а метательные орудия Теньки четырежды исчерпывали запас взрывчатки.
Мавин-Тэлэй держался. Как из Гарлея много столетий назад, оттуда бежало мирное население, и остались лишь те, кому терять было нечего. Благороднейшие из господ, преданные Ордену до слепоты. Те, кто прошел Гарлей и Кайнис, Кивитэ и Косяжью крепость. Те, кто с потерями отступал от Мятезуча и переправы,
