Расколотый мир - Анастасия Поклад
— Но ведь вызвался ты не поэтому, — Тенька смотрел ему в глаза.
— А почему? — тут же спросил заместитель полководца.
— Я мысли не читаю. Пусть Гера сам скажет.
— Хорошо! — Гера поднялся на ноги, словно уже был оратором у трибуны. — Это я виноват, что мы остались без поддержки горцев. Я поступил по совести и не жалею, но это не снимает с меня вины, в том числе — за сегодняшнее побоище. Если бы нас поддерживали горцы, никаких переговоров не потребовалось бы. И если к Сефинтопале пойдет кто-то другой и сгинет, его смерть тоже будет на моей совести, чего я допустить не могу.
— А чтобы Лерка плакала, ты можешь допустить?
— Тенька, не надо запрещенных приемов! Лернэ знала, куда меня провожает. Это война, и на войне я в ответе не только за ее слезы, но и за каждого из моих солдат и членов моего штаба.
— Значит, решено, — сказала Клима, мигом пресекая споры.
* * *
Стены Фирондо были высоки и безмолвны, а маленькие аккуратные домики с внешней стороны — пусты. Люди, напуганные грядущей осадой, поспешили оставить жилища и разъехаться кто куда. Некоторые укрылись в городе, пополнив собой ополчение.
Фирондо стоял на равнине, а горизонт с запада скрывали туманные пики далеких отсюда гор. Кругом стелились обширные поля, уже распаханные к посевной или зеленеющие озимыми. Между полей лежали широкие дороги, мощенные плавленым камнем (полезное преимущество колдовства, в Ордене булыжник дробили вручную). Идущее по одной из таких дорог войско было как на ладони. Впрочем, на расстояние полета стрелы они не приблизились, значит, беспокоиться было не о чем.
Остановились в отдалении, разложив костры и развернув палатки прямо на полях. Едва убедившись, что войско в порядке, ответственный за снабжение распределил крупу и мясо для походного кулеша, ставка пребывает в спокойствии, «важная боевая единица» не порывается затеять очередной эксперимент, а дражайшая обда надежно охраняется, Гера засобирался в дорогу. Он решил идти налегке и вовсе не брать оружия. Почистил кое-где свою куртку, ботинки и штаны, наскоро вымыл и высушил голову, умело сочетая ведро теплой воды с Тенькиными возможностями, тщательно спрятал под рукав повязку, со всеми простился и смело зашагал в сторону города.
День клонился к закату. Под издевательски ясным небом парили легчайшие, не сулящие непогоду облака. Кругом было очень тихо, то ли от непривычного безлюдья, то ли сама природа замерла в ожидании, не решаясь предугадать, что случится с ними всеми завтра.
Гера услышал позади быстрые шаги и оглянулся.
Его догонял Зарин, тоже кое-как отмытый, непривычно смятенный. Обычно названый Климин брат держался уверенно и с тем достоинством, какое может позволить себе человек, семнадцати лет в одиночку преодолевший полстраны. Если с нагловатым и развязным Хавесом Гера так и не сошелся, то Зарин стал ему вторым другом, почти не хуже Теньки. У Зарина и голова на плечах есть, и спину прикроет, если надо. Порой молчит, молчит, а потом вдруг начинает говорить вещи, о которых до него прежде никто не додумался. Гера подозревал, что догадливый Зарин прекрасно знает, чем на самом деле занимались Клима и Тенька в ту памятную ночь. Может, именно поэтому относится к колдуну прохладно.
— Я иду с тобой, — сообщил Зарин, поравнявшись.
— Тебе обда велела? — удивился Гера.
Зарин саркастично фыркнул.
— Неужто ты тоже думаешь, что я при Климе навроде чурки?
— Ты ведь знаешь, я никогда так не думал.
— И то хлеб, — Зарин глянул на небо: этот жест в последнее время прилепился ко всем членам штаба. — Ты затеял гнилое, опасное дело. На такое нельзя идти одному. В штабе все нужные, солдаты тебе, что козлу капуста, а я — в самый раз.
— А кто будет охранять обду, пока ты со мной ходишь?
Зарин оглянулся и пожал плечами.
— Хавес дело знает. Он хвастун и задира, но за Климу любую глотку перегрызет. И Тенька рядом крутится, а он, ты помнишь, зимой у самой смерти ее выцарапал.
Гера поразмыслил.
— Ладно, пойдем вместе. Только в случае чего говорить буду я.
— Да, помню, высший балл по риторике, — улыбнулся Зарин. — Что это такое, кстати?
— Риторика?
— Не, то понятно. Я не настолько деревня. Баллы эти.
— Оценки в Институте, — охотно объяснил Гера. — Нам давали разные задания и смотрели, как мы их выполняем. За практику вроде полетов или езды на тяжеловиках были слова: отлично, хорошо, удовлетворительно, плохо. За теорию — цифры, от одного до пятнадцати. У меня по риторике пятнадцать.
— А чем эти оценки полезны? Кормят за них больше?
— Нет, кормили всех одинаково. А если баллы высокие… это почетно, хвалят, могут по окончании Института словечко замолвить, чтобы на хорошее место определили. Вообще, умным больше уважения.
— А Клима как училась? — Зарин спросил будто бы между прочим, что Гера понял, как тому любопытно.
— По теории блестяще. А вот с доской не ладила. Однажды даже чуть не отчислили из-за этого. Ты Теньку спроси, он тоже рассказать может.
— Тенька — балабол, — беззлобно отметил Зарин. — Конечно, за его изобретения многое можно простить, но ему очень повезло с сестрой.
Гера тоже находил Лернэ безупречной, и поспешил уточнить:
— Ты в каком смысле?
Зарин снова улыбнулся. Его улыбка была мягкая, добрая и чуть ироничная.
— Представь, если бы Тенька жил один.
Гера представил. Дом, превращенный в одну огромную лабораторию, разноцветные жидкости в кастрюлях вместо супа и жаркого, напрочь запущенный огород, где сорняком растет одна лишь одичалая ромашка, и сердобольных соседей, которые платят за услуги неприспособленного к быту колдуна готовыми продуктами. Пожалуй, умницу и хозяюшку Лернэ Теньке не иначе как высшие силы послали.
Потом юноша поглядел на Зарина и попытался представить его и Климу детьми. Получалось с трудом, особенно не давался образ Климы, беззаботно играющей в какие-нибудь салочки. Когда Гера поделился этими мыслями с Зарином, тот согласно кивнул.
— Клима всегда немного странная была. Редко с нами играла, зыркала только из-за маминой юбки. Это ведь мама Климу врать научила, ты знаешь? Хотя, да, откуда тебе знать. Так вот, нормальные бабы в лесу грибы собирают, а эти две уйдут в заросли на полянку, разложат карты, и давай тренироваться. Мы с мальчишками подглядывали. Иногда жуть брала: сидят, большая да мелкая, глазищи у обеих горят, держат по карте в рукаве и друг дружку за нос водят.
— Климина мама тоже была обдой? — не понял пораженный Гера.
— А кто ее знает, — Зарин пожал плечами. — Я ее
