Людмила Астахова - Теперь или никогда
Ролфийский генерал с лицом философа и характером беспощадного бойца говорил сущую правду. Корова всегда ближе к телу. И щедрое поле предпочтительнее всех мудрствований, а уж откормленная свинка важнее любого лозунга. Чтобы народ взялся за вилы, его надо лишить всего. А до тех пор, пока с тебя не снимают последнюю рубашку, а женку с дочкой не волокут за косы на потеху солдатне, какая разница, чье знамя полощется на башнях, не так ли? Не станет тива, чтобы освятить поле, так быстро вспомнятся старые прадедовы обряды. И начнут взывать к Лаунэйд-Глэнне, как было прежде. К колодцу приставят трех сторожей, и все дела. После откопают на дне сундуков древнючие, на пергаментах писанные травные книги, ежели целителей не станет. А еще есть медики, которые без всякой магии врачуют тела.
– К счастью для нас для всех, человеческая природа такова, что конкретная корова дороже, чем какое-то там далекое посмертие. До определенного момента, разумеется.
Ведь люди-то не животные, им нужно куда-то и душу пристроить-прилепить. Поэтому без богов не обойтись.
– И засим, князь Эск, я присвоенной мною властью предписываю вам полный покой. Дайте магии подействовать, пусть зрение постепенно к вам возвращается. А я пока откланяюсь. Непременно зайду к вам позже, а пока – передаю вас в надежные руки вашего ординарца и доктора Свона.
Антэ Свон уже пришел и топтался за дверью, тихонько переговариваясь с Талесом, дожидаясь, пока Высокое Командование меж собой договорится. Кому же капитана лечить, как не корабельному доктору, который не единожды спасал жизнь Аластару, под чьими чуткими руками зажило столько ран, что и не сосчитать.
Можно привыкнуть почти ко всему – к людям, которые тяготят и мешают, к обязанностям, которых ты не просил, к славе, которая сегодня есть, а завтра нет, к бесконечным утратам и ожидаемым невзгодам. И к любви тоже привыкаешь, воспринимая другого человека как самого себя, как часть себя, вроде ноги или руки. А некоторые и к деревянному протезу умудряются приноровиться.
Нельзя привыкнуть лишь к морю. К его изменчивому непостоянству, к его притягательному зову и к его коварству тоже. Оно – и враг, и друг. А потому за две сотни лет Аластар так и не сумел сжиться с мыслью, что море покоряется ему. Чудилась в пенье такелажа насмешка, и тысячу раз, стоя на шканцах, Эск думал о том, что ничем не заслужил этого благоволения. Ведь все его команды – и теперешняя, и предыдущие – считали графа не только умелым капитаном, но и счастливчиком, везучим совиным сыном. И поэтому, каждый раз принимая заслуженные почести как виртджорн – повелитель корабля, он испытывал смущение. Кому свистят боцманские дудки, перед кем вытягиваются в струнку матросы и офицеры? Перед виртджорном Эском или его фантастической удачей?
И только когда его, полуслепого, вывел под руку Валфрих Тор, Аластар почувствовал: эти барабаны, дудки и флейты звучат в честь человека Эска, а не какой-то немыслимой мистической силы, заключенной в смертное слабое тело. Медленно, приложившись рукой к краю двууголки, он прошелся мимо смутных, но ровных шеренг, отдавая должное людям, не покинувшим своего капитана в беде.
– Жаль, я плохо их вижу, – шепнул Аластар Тору.
– Зато они вас видят прекрасно, вирт. И поверьте, они счастливы.
– Вы сказали, что слепота временна?
– Разумеется, вирт.
В честь возвращения в строй капитана трижды выстрелила пушка. И единственное, что смог выдавить из себя Аластар:
– Спасибо, ребята. Я ваш вечный должник.
Матросы прокричали в ответ традиционное: «Эскизар! Всегда! Вперед!» – пропела труба, возвещая об окончании церемонии, и все вернулись к своим обязанностям. «Меллинтан» входила в гавань Амалера, возглавляя ролфийскую флотилию.
– Вот мы и вернулись домой, вирт.
– Не все вернулись. Известите родственников матросов, расстрелянных в Левенезе, что я выплачу страховку и премиальные.
Тор помолчал немного, наблюдая за сменой выражений на лице виртджорна, трудноуловимых для нетренированного взгляда.
– Не переживайте, я буду деликатен.
– У мичмана Кевиса жена была на сносях. Теперь она вдова, а их ребенок – сирота.
Погибни он в бою, сожалений и неловкости было бы на порядок меньше. Сражение – это судьба, расстрел – упущение командира.
– Если мальчик, внести его имя в списки морской школы. Если… мать захочет.
– Так точно, вирт. Захочет, конечно, куда она денется.
Ролфи считаются морским народом – они ведь дети Морайг. Но те из диллайн, кто зачарован навеки морем – а таких всегда было немало – отдавали ему все, что имели, – жизнь, здоровье и детей.
– Где эрн-Рэймси? – спохватился Эск.
– Я здесь, – отозвался генерал, стоявший вместе с остальными свободными от вахты офицерами.
– Не откажетесь сопровождать меня в замок?
При помощи Свона, Тора и Талеса капитан перебрался на поджидающий его люггер, который тут же отвалил от фрегата и понесся к амалерскому причалу. Будь Эск в добром здравии, ему бы предстояло еще принять почести от горожан и градоначальства, что слишком утомительно для незрячего.
И все же Аластару пришлось ехать через весь город в открытом ландо. «Такова традиция, – пояснил антэ Свон ролфийскому генералу. – Амалерцы должны видеть своего графа».
В принципе возвращение в Амалер начиналось для Эска прямо из капитанской каюты – сначала общее построение на палубе, затем торжественный проезд по улицам родного города, а затем уже принятие «парада» прислуги в «Гнезде Эсков». Последнее действо всегда крайне раздражало Аластара еще и потому, что за ним следовала встреча с Лайд, заканчивающаяся в девяти случаях из десяти истерикой и скандалом.
Разумеется, Мирари не отступит от правил, но в исполнении старшей дочери традиционный «парад» окажется краток и терпим.
Эвейн эрн-Рэймси
– Славный город, – улыбаясь, похвалил Амалер эрн Брэнги, начальник штаба Экспедиционного корпуса. – Когти Локки, как же приятно вновь очутиться на твердой земле!
– Хотелось бы разделить ваш восторг, Брэнги, – хмыкнул Рэймси, – но вынужден отметить: город славный, но маленький, и нашествия, даже мирного, наших вояк может не пережить. Так. Здесь остаются только гренадеры эрн-Нэйрина: Эрэйнский полк и первая легкая рота артиллерии. Остальным ждать на кораблях. Как только определимся с диспозицией – высаживаемся и скорым маршем занимать плацдарм. Это ясно? И надеюсь, что мою «Памятку» раздали всем чинам?
– Так точно, эрн-Рэймси, – мгновенно посерьезнел начальник штаба. Бедняга, он весь переход страдал от морской болезни и, даже сойдя с палубы «Княгини Лэнсилэйн», до сих пор не мог вернуть себе привычную выправку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});