Костёр и Саламандра. Книга третья - Максим Андреевич Далин
— Рандольф мёртв, — сказал Вэгс, меняясь в лице. Всё-таки нервы сдали. — И его… адские приближённые… мертвы или вскоре умрут. Это никогда не повторится, мессир Ланс.
— А вы уловом-то не хвастайтесь, пока он не в корзине, — хмыкнул Ланс. — Рыбка и сорваться может. Или вы собираетесь всю элиту под корень вырезать, добрый человек?
Как в воду глядел.
А Вэгс со своим референтом и шефом газетёров дружно решили, что ночевать на закрытой базе они не будут. Лучше в лесу, но тут — не будут. Клай меня насмешил до слёз, отозвав в сторонку и сказав тоном столичной портовой торговки рыбой: «Баре брэ-эзгають!» — но всерьёз никто, конечно, не стал их останавливать.
Уже перед отъездом я взяла Ликстона, он прихватил светописец, — отличный, лёгкий, как раз для корреспондента, на складной треноге — и мы с ним сходили в штабной корпус. Он был молодец, не блевал, не падал в обморок и смотрел на меня с обожанием за то, что я всё показываю. И я ему показала и человеческие головы, и кое-каких тварей в спирте, и засушенные руки — и много всего в таком роде.
Он, чистый простец, даже без тени Дара, держался как некромант. Я даже сказала:
— А вы — ничего, мэтр Ликстон, не трус и не слабак. Не бегаете тошнить поминутно.
Он мне улыбнулся, очень мило:
— Так я ж, леди Карла, как подумаю, какие у нас тиражи будут — аж на душе теплеет. Вон «Северный вестник» и «Перелесская правда» побежали подышать, всё-таки слабоваты в поджилках оказались сюда зайти — значит, не будет у них таких карточек! Опять же, к нашей газете люди будут относиться как к достойному источнику, верно? Не поганые какие-то там рисунки, а светокарточки, совсем иное дело!
— Ну и молодец, — сказала я. — Тогда пойдёмте смотреть дальше.
Он с готовностью пошёл. Я его привела в кабинет, где Валор и Хельд паковали Индара и демона, оборачивали ящики мешковиной, чтобы везти с собой.
— Откровенно говоря, деточка, — сказал Валор, — я бы отпустил эту трижды грешную душу. Пусть он сам разбирается с Богом и миром. Зачем он в столице?
— Мы забираем архив Марбелла, — сказала я. — И архив самой Хаэлы. Вдруг Индар знает что-то ценное и сможет помочь разбирать бумаги…
— Предположу, что отец Грейд справился бы не хуже, — заметил Валор. — Но… ваша интуиция порой поражает меня, деточка. Будь по-вашему.
— А что здесь? — спросил Ликстон.
— А здесь, милейший, демон, который находился на теле Хаэлы, — сказал Валор. — Желаете взглянуть?
У Ликстона глаза вспыхнули, как угли. Мало того, что он сделал пяток светокарточек, — он ещё и подобрался вплотную, и подосадовал на то, что тварь шевелится и изображение на карточке может выйти смазанное. Ему было не страшно и не противно: Ликстона пожирало любопытство.
— Позвольте обратиться к вам с просьбой, милейший Ликстон? — сказал ему Валор, когда съёмка была закончена. — Очевидно, надёжнее всего было бы перевезти этот ящик в моторе, но предположу, что мессир Вэгс будет не в восторге… Ликстон взглянул на Валора, как кот на рыбью голову:
— Конечно же, они будут в ужасе, прекраснейший мессир! Это уж вы мне поверьте. Но и не надо. Мы можем отвезти ящик на мотопеде! Поставим в съёмную тележку, привяжем тросиком — и отлично довезём, не беспокойтесь. Но вы ведь отплатите мне добром за эту маленькую услугу, не так ли? Вы позволите сделать ваш светописный портрет, мессир Валор?
— Хотите попугать ваших соотечественников страшными прибережцами? — весело спросил Валор. — О, я не стану возражать, но в свою очередь попрошу отложить портрет до нашего прибытия в столицу. Мне представляется, я неважно выгляжу.
— Глаз? — спросила я. — Должен болеть, да? Фогель его непременно заменит.
Валор сделал тот жест, который делают все фарфоровые, когда хотят пожать плечами:
— Предположу, что это странно прозвучит, дорогая, но… Изрядно безобразно выглядит? Дело в том, что я не хочу его менять. Видимо, когда мне в глаз попал осколок, я должен был окриветь, но я вижу им… странно. Фантомная болезнь некроманта — кажется, это так правильно называется в медицине? Предположу, что у фарфоровых бойцов она встречается не так уж и часто. Мне хотелось бы как следует изучить этот феномен.
— Не безобразно, — сказала я. — Просто я думаю, вам больно…
— Уже не так остро, как сразу после ранения, — сказал Валор. — Не беспокойтесь обо мне, дорогая.
Ликстон жадно прислушивался. Я думаю, он страшно хотел записать наш разговор на ролик или хоть в блокнот — его останавливали только остатки совести.
И ящик он сам помогал Хельду тащить. А Хельд страстно ему рассказывал, как над лесными королевствами Великого Севера восходит новая заря, и про знамёна с папоротником. Как ни странно, нашёл в Ликстоне благодарного слушателя.
Более того: пока мы всё паковали и готовили отъезд, Хельд двинул речь перед перелесскими кавалеристами. И трое кавалеристов, к нашему удивлению, активно к нему присоединились! Возмущались, что их призвали силой, и успели сказать много предельно нелестного и о Рандольфе, и о Хаэле, и о вполне чернокнижной элите Перелесья. Совсем юный кавалерист, ещё с парой красочных прыщей на носу, даже высказался в том духе, что Божье правосудие занесло над нечестивым перелесским королём блистающий меч справедливости, — и этот пафос радостно приняли остальные. Перелесцы размечтались о грядущем золотом веке, заболотцы — о свободе, наши слушали слегка скептически, а Валор, чуть коснувшись, тронул меня за локоть:
— Запомните это, милая деточка. В ближайшие годы вино в Перелесье будет намного дороже крови, я полагаю.
— Почему? — удивилась я. — Всё ведь уже, дворцовый переворот закончен. Нет, наверное, ещё кого-то будут гонять, арестуют, может, и казнят, но в целом…
— Поглядим, дорогая, — грустно сказал Валор. — Поглядим.
— Уж устроят они в своём Заболотье, — хихикнул подошедший Ликстон. — Вот чтоб я сдох, на это уж точно интересно было бы поглядеть…
— Что-то мне подсказывает, милейший, — заметил Валор, — что вы ещё наглядитесь.
— Леди Карла, — окликнул от мотора Вэгс, — вы не желали бы поехать в моторе и побеседовать по пути?
— Нет, — сказала я. — Возьмите Валора, прекрасный мессир. Он вам всё расскажет. А я просто покажу всякое, что он не видел.
Вэгс поклонился и сделал Валору приглашающий жест — при том что даже мне, не особо искушённой во всех
